Сказать, что Новый год был моим самым любимым детским праздником - значит ничего не сказать! Таинство перелома времени, совершавшееся в полночь, долгожданная и всегда неожиданная процедура покупки елки, дурманящий запах мандаринов, которые в те времена покупались только к Новому году...
Дарить новогодние подарки по бедности и скудности тех послевоенных лет было не очень принято. Я, как самый младший член семьи, все-таки что-то получал, а вот взрослые - не помню... Но не в этом было главное. Основным подарком была елка. Без нее просто не могло быть Нового года!
Обособленных елочных базаров в конце 1940-х - самом начале 1950-х почти не было. Во всяком случае, на нашей окраине, за Крестовской заставой, в почти деревенском - деревянном, одноэтажном, с редкими каменными "островами" - районе, отделенном от "города" разбегающимся веером железнодорожных путей...
А в те годы елку мы покупали у Крестовского рынка, вытянувшегося своими неказистыми прилавками напротив Рижского или (как по привычке его все называли) Ржевского вокзала. А иногда - у предприимчивых водителей грузовиков, останавливающих свой "базар на колесах" на обочине Ярославского шоссе (ныне проспект Мира), а то и прямо во дворе нашего дома.
Осталась в памяти одна из елок, которую мы с мамой купили на Крестовском рынке, отправившись туда за самыми обычными морковно-картофельными покупками.
Как сейчас помню, что перед входом на рынок путь нам неожиданно преградил подъехавший грузовичок. Выскочивший из него, как чертик из табакерки, дядька в приплюснутой замасленной ушанке и ватнике быстро откинул задний борт, и мы увидели огромную - метра три с половиной и очень густую, пушистую елку. "Продаете?", - поинтересовалась мама. На что шофер (дело-то было и по тем временам запрещенное) заученной скороговоркой пробормотал: "Для себя купил, да вот не пригодилась..." Не помню, сколько он заломил за эту красавицу. Видимо, все-таки, "по деньгам". А потому уже через пять минут мы с мамой оттаскивали елку в сторону, из-под снующих перед входом на рынок людей. Нам идти на базар было уже не с чем. Теперь нужно было думать, как добраться до дома. Втиснуться с елкой в трамвай, чтобы проехать две остановки, было нереально. И мы, ухватив колючую покупку у сочившегося смолой основания (мама) и ближе к макушке (я), понесли ее - то навесу, а то и волоком - к дому.
Дело было в 1951-52 годах, а значит мне было около 7 лет, и помощником в доставке огромной красавицы я был плохим. С остановками мы с мамой без малого час шли через Крестовский мост, по задворкам Большой Марьинской, мимо еще существовавших в те годы в Марьинских бань, карабкались по обледеневшим ступеньками крутого моста через овраг, к подъезду нашего "небоскреба" - шестиподъездной пятиэтажки серого кирпича. А потом еще минут пятнадцать втаскивали елку на третий этаж и пристраивали на балкон, где она должна была ждать до Нового года...
Наряжали елку 31-го к обеду - день был рабочим, а потому поставить елку в "крест", подогнав ее по росту даже под наши (немалые, около 3-х метров) потолки, мог только пришедший с работы отец.
Игрушки были сборные. И дожившие с довоенных времен уплощенные "шарики" с серпом и молотом, и бумажные лебеди и рыбки, и разноцветные "покупные" флажки, и самодельные гирлянды, которые я прилежно клеил в декабре из обрезков цветных картинок, конфетных оберток и фольги, сохраненной от упаковок чая. "Настоящая" цветная бумага была дорога и дефицитна; ей в те годы не пользовались...
Но все-таки каждый год обязательно покупались 2-3 (больше семейный бюджет не тянул) новые елочные игрушки: стеклянные шарики, взбрызнутые искусственным инеем шишки и не тающие сосульки...
А однажды перед наступающим Новым годом мы купили большого (около 40 см) ватного Деда Мороза, одетого в проклеенную бумажную шубу, с посохом и мешком за плечами. На его шапке было написано: "1954 год". Первое, что я сделал - по молодости лет - так это распотрошил дедморозовский мешок: а вдруг там и правда подарки? Но там ничего не оказалось, кроме серой ваты. С тех пор этот Дед Мороз и живет в нашей семье. Он встретил вместе с нами уже более пятидесяти новых лет, причем (вначале я, а потом мои, когда-то маленькие, сыновья) каждый раз тщательно исправляли цифры на его ушанке: 1956... 1961... 1975... 1986-й... День Мороз давно на пенсии. Он переехал лет 20 назад вместе с нами на новую квартиру, где-то потерял посох и мешок с подарками, но по-прежнему исправно несет свою нелегкую новогоднюю службу...