7 декабря в ЦДХ откроется выставка Алексея Хвостенко. В 1991 году я видел в Париже, как Леша Хвостенко начинал создавать свои артефакты из дерева и металла. Ему помогал рабочий с пилой и сварочным аппаратом. Прошло всего два года после сложнейшей операции на печени. Леша полгода, как растение, питался соками от капельницы. Он говорил позднее, что совсем неплохо побыть растением. Начинаешь глубже чувствовать и понимать жизнь. Когда после операции он открыл глаза, сестра радостно закричала: "Эресюсите!" (воскрес).
Хвостенко действительно воскрес к новой жизни и крестился в Сергиевом подворье в Париже. Мы праздновали с ним Пасху. Я заметил, что начало его псевдонима -Хвост - совпадает с монограммой Христос Воскресе, а третья буква -как дыра в центре гитары. Не примыкая к школам и направлениям, Хвостенко уже тогда получил титул "другДООСа".
В 1989 мы выступали вместе в городе Тарасконе на фестивале авангарда. А в мае 91-го прошли два русских вечера в Париже. В Высшей инженерной школе и в Театре Монпарнас. С нами рядом на сцене стояли легендарные Сапгир и Холин. От Парижа до Тараскона, откуда родом Тартарен, прокатилась волна незнакомой Европе русской поэзии. Впрочем, в России эту поэзию в то время тоже не знали. Правда, все пели исполняемую Гребенщиковым песню Волохонского и Хвостенко "Над небом голубым есть город золотой" (именно "над", а не "под").
Хвостенко эмигрировал из СССР в 70-х, когда ему готовили ту же статью, что и Бродскому, - тунеядство. Тунеядец в поисках работы забрел на кладбище, и сердобольная директриса устроила его смотрителем памятников. Когда Леше надоело созерцать голубиный помет на екатерининских бюстах, он при первом удобном случае чудом сумел слинять за кордон. Жизнь с нансеновским паспортом беженца совсем не мед. Никто не ценит свое гражданство, когда оно есть. Но когда его нет, фазу открывается бездна.
Поблагодарим Францию. Она не пожалела 7 миллионов франков на сложную операцию, подарившую Хвостенко еще 15 лет плодотворной жизни. Помню, при мне пришел весьма любезный инспектор с ворохом разноцветных анкет, разумеется, на французском. Леша воскликнул: "Мне этого вовек не заполнить!". Чиновник улыбнулся и начал заполнять сам. Работал часа два, не меньше. В результате уже через два года Хвостенко, несмотря на отсутствие гражданства, получил муниципальную квартиру. Половину за нее платил муниципалитет, остальные три тысячи франков надо было выплачивать ежемесячно. На нее он и вкалывал в прямом смысле слова, выпиливая, паяя, сколачивая, склеивая и строгая свои скульптуры. К счастью, продано далеко не все. Это "не все" и увидят москвичи. И удивятся моцартовской легкости Хвоста во всем. Его скульптуры похожи как две капли воды на него и на его тексты. Они протиснуты в наше время и пространство из каких-то других миров. Эти миры он в себе берег и лелеял, не позволяя лениться ни душе, ни телу. Он любил Ленинград, Петербург, Париж, Мюнхен, Нью-Йорк, Москву и везде чувствовал себя, как дома. Но не дома. Его дом - весь мир. В его парижской квартире на полу часто валялись раскрытые тома Пушкина. Перечитывая Пушкина, он стремился не оторваться от живого русского языка. Ему это удалось.
Человек-праздник, он оставался таким всю жизнь. Месяц назад мы радостно приветствовали Лешу в Литературном музее. Он был счастлив обретению российского гражданства. Можно ездить без визы! Без визы по всему миру будет перемещаться теперь его музыка, поэзия, скульптуры. Он оставил после себя шлейф кометы, который никогда не исчезнет.
Мы стоим в переполненном зале театра города Тараскона.
Был Париж, где все его знали, был Советский Союз в застое.
Горлом пьет-поет из горла.
Горловина его в гитаре.
Вся из струн гитара-герла.
Вся из света герла-гитара.
Тара-тара-тара -дзынь, тара-тара-тара - жизнь.
Обрывается... струна приструнит ХВ страна средь су-гроба с-нежной сенью, где Высоцкий, где Есенин, где луна - гитары дыра, где дыра гитары - луна.
Он прошел сквозь мир, как сквозь стенку, не задев юдоли мирской.
Хвост кометы Леша Хвостенко пролетел над с-нежной
Москвой.
