Москву называют самым театральным городом мира. Пройдитесь вечером по столице - толпы у театральных подъездов. Они разные. Интеллигенция толпится у Малого, дамы в мехах выходят из лимузинов у Ленкома, студенческая молодежь осаждает "Сферу". Театр вошел в нашу жизнь, а значит, полнокровно живет сам. Сегодня, в Международный день театра, на сценах Москвы по традиции пройдут благотворительные спектакли, в Цирке на Цветном бульваре, как и десять лет подряд, состоится торжественное открытие главного театрального смотра страны - фестиваля "Золотая маска". А в театре "Школа современной пьесы" - двойной праздник, день рождения. Именно 27 марта был подписан приказ о его создании. Ему исполнилось пятнадцать лет. Какой он, театр, рожденный новыми временами?
Наш собеседник - художественный руководитель "Школы современной пьесы" Иосиф Райхельгауз.
- Иосиф Леонидович, согласитесь, "Школа современной пьесы" - необычное название для театра. Какой смысл вы в него вкладываете?
- Это название определяет программу в идеологии нашего театра. За пятнадцать лет, исключая чеховскую "Чайку", которая стала частью созданного нами триптиха, здесь не было поставлено ни одной классической пьесы - только написанные русскими драматургами, живущими сейчас и отданные нам для первой постановки.
Да, "Школа современной пьесы" - это театр премьер. Здесь пятнадцать лет идут только эксклюзивные спектакли. Так будет и дальше. Хотя у нас есть музыкальные спектакли, которые мы сочиняем на основе некой классической темы или классического произведения. Но сочиняем сами, и они идут у нас в единственном варианте: "А чой-то ты во фраке?" по "Предложению" Чехова, "...С приветом, Дон Кихот!", "По поводу обещанного масла" и вот последняя оперетта "Чайка", сочиненная современными авторами специально для нашего театра. Если вдруг узнаем, что в Москве кто-то собирается поставить спектакль, уже идущий у нас, то просим автора либо запретить постановку, либо мы исключаем спектакль из своего репертуара. Я очень горжусь, что наш театр - единственный в Москве, репертуар которого не повторяет никто.
- А что означает в названии слово "школа"? Школа для кого?
- В слове "школа" заключено много смыслов. В первую очередь школа для нас, потому что мы познаем совершенно новую драматургию. Школа и для наших учеников: за пятнадцать лет параллельно нашему театру существует уже третья мастерская - две во ВГИКе, где мы готовили артистов театра и кино (из этих мастерских лучшие студенты работают у нас и играют во многих театрах Москвы), и год назад мы набрали мастерскую в РАТИ - Российской академии театрального искусства, где учатся будущие режиссеры и актеры. Думаю, что это школа и для зрителей.
- Что означает эмблема вашего театра: ангелочки с серпом и молотом?
- Эта эмблема возникла вместе с театром пятнадцать лет назад. Придя в этот дом, мы стали интересоваться: что же в нем было до нас. Дому двести лет. Здесь было все: ресторан француза Оливье, Клуб любителей русской словесности Московского университета. Здесь Чехов подписал контракт с издателем Марксом на первое собрание собственных сочинений. Сюда многократно заходили Шаляпин, Станиславский, Немирович, Достоевский.А в советские времена чего здесь только не было! Санпропускник для воинов Красной Армии, Дом крестьянина, потом Комитет по Ленинским премиям. Поэтому когда мы сюда вошли, то на стенах были и лепнина с ангелочками, и молоты, и звезды, и серпы. И мы поняли, что все это и есть наше наследство. И ангелы, и серп, и молот.
- Иосиф Леонидович, как все эти пятнадцать лет уживаются высокие творческие принципы вашего театра с жестким и прозаическим рынком на дворе?
- Театр, как и человек, зависит от среды, в которой он живет. На улице рынок - значит и в театре рынок. Что это значит? Если спектакль покупают, то можем выбирать покупателя. Если видим, что на нашу оперетту билеты проданы на два-три месяца вперед, то мы, простите за наглость и нескромность, поднимаем цены. Если видим, что спектакли Евгения Гришковца, которые идут у нас на Малой сцене, пользуются колоссальной популярностью и спекулянты продают на них билеты по 100 долларов, естественно, мы начинаем сами продавать билеты за ту же цену. А если нас зовут в два города и в одном городе предлагают одну сумму, а в другом большую - мы едем туда, где заплатят больше. Но при этом, когда нам говорят, а вот сыграйте спектакль, скажем, памяти Всеволода Эмильевича Мейерхольда, мы играем бесплатно. Когда приезжают артисты из провинции, мы пускаем их бесплатно, в то время когда у нас даже входные билеты стоят дорого.
- Насколько известно, ваш театр работает при поддержке РАО ЕЭС?
- Действительно, на наши спектакли часто приходят его сотрудники. И Анатолий Чубайс нас любит, но никаких денег, кроме государственных, уже много лет не получаем. А этих денег хватает лишь на то, чтобы построить одну декорацию в год и платить нашим сотрудникам зарплату, на которую им не прожить. (Зарплата народного артиста в театре сегодня составляет две с лишним тысячи рублей в месяц. Между тем любая антреприза нашего Альберта Филозова выкупит за тысячу долларов в день.)
Поэтому чтобы жить и ставить не один спектакль в год, а два-три, лучше четыре, мы поступаем просто: очень много работаем. Ездим на гастроли, играем в Москве по два-три спектакля в день. Когда на Большой сцене идет "А чой-то ты во фраке?", то в 21.30 играет Гришковец , а утром могут идти еще и "Вредные советы". На следующий день - выезд на гастроли. Но это нормальная жизнь.
- Вы совсем не боитесь "прогореть", давая постановки дебютантам? Как, кстати, не боитесь и конкуренции, приглашая очень известных режиссеров?
- Нет. Меня этому научила Галина Борисовна Волчек. Я сам, будучи студентом пятого курса, очень неожиданно оказался в "Современнике". Когда из "Современника" Ефремов увел с собой ведущих артистов во МХАТ, Волчек, спасая театр, пошла в Щукинское училище и в ГИТИС. Стала смотреть дипломные спектакли студентов. И позвала к себе работать никому не известных студентов-режиссеров Валерия Фокина, Иосифа Райхельгауза, никому не известных студентов-артистов Костю Райкина, Юру Богатырева, Марину Неелову и многих других. Когда эта молодежь сцементировала театр и стала много работать, она позвала Анджея Вайду, Георгия Александровича Товстоногова. Так театр за два-три года ожил. Волчек никогда не боялась звать в театр хорошую режиссуру, а тем более хороших артистов. Ведь все равно будут говорить: в "Современнике" хороший спектакль!
Я же с первых дней приглашал в театр Бориса Морозова, Марлена Хуциева, который, к сожалению, не завершил постановку, но много репетировал, Леонида Хейфеца - здесь долго шел его спектакль "Антигона в Нью-Йорке". Сейчас у нас репетирует Станислав Говорухин. Провалит - провалит, а нет - так нет! Говорухин очень интересен сам по себе, и дай Бог, чтобы он здесь работал. То же самое относится и к Александру Гордону. Я считаю его выдающимся явлением сегодняшней культурной жизни: очень умен, интересен, разнообразен. И когда он предложил свой дебют в театре ("Одержимые" - импровизации на темы романа Ф.М. Достоевского "Бесы"), я сказал: "Конечно!" Мне сегодня совершенно не важно, что одни называют его постановку шедевром, другие - полным провалом. Я, как ни странно, этот спектакль оцениваю неоднозначно. Иногда захожу на репетицию и вижу, как он вынимает куски из спектакля, переставляет их местами, монтирует, "подклеивает", как в кино или на телевидении. Все это невероятно для сцены, но тем не менее когда я зашел на следующий спектакль, то вдруг увидел, как все блестяще собралось. Спектакль получался живой, соотносящийся с сегодняшней жизнью. Я прочел двенадцать вышедших рецензий, и мне жалко, что все его ругают.
- Иосиф Леонидович, какие постановки, увиденные в последнее время, вызвали у вас "белую зависть"?
- Одно из последних сильных театральных впечатлений - студенческие работы в ГИТИСе, в мастерской Сергея Женовача. Эти ребята сейчас на третьем курсе, и если они в следующем году станут театром, это следующая история после театра Петра Наумовича Фоменко. Я посмотрел у них пьесу Островского "Поздняя любовь". У меня осталось ощущение восторга, удовольствия, радости. Ставил мальчик из Киргизии, которому 22 года. Я ему говорю: "Приходи к нам в театр, поставишь что-нибудь..." Да он что-то и не торопится!
- Вы играете только отечественные пьесы? Ведь на Западе сейчас тоже есть интересные драматурги...
- Есть. Но как только я читаю, что действующее лицо - Джон Макарти , что действие происходит на вилле или в офисе компании, мне сразу становится тоскливо, и я понимаю, что эта жизнь ко мне не имеет отношения. Да, мы действительно любим пьесы, написанные сегодня, здесь, о нас.
- Но стали одним из организаторов конкурса драматургов "Действующие лица", наверное, потому что почувствовали недостаток в таких пьесах?
- Дело в том, что "Независимая газета" в свое время проводила единственный в стране конкурс драматургии "Антибукер". Но когда Россия лишилась и этого драматургического конкурса, то подумали, что наш театр как "Школа современной пьесы" обязан его учредить. Обратились к каналу "Культура", к "Радио России", к журналу "Огонек". Естественно, понадобились деньги. Тут мы обратились к Анатолию Борисовичу Чубайсу, который сказал: "На дело возрождения отечественной драматургии деньги дам". И дал. В прошлом году на конкурс прислали около 500 пьес. Из них отобрали десять лучших, которые войдут в выпускаемый нами сборник. Многие из них уже разнесены по театрам, некоторые мы оставили себе. Вскоре они дебютируют на нашей сцене.
