КРАЙ ДОСКИ, ТРЕСКИ И ТОСКИ

Признаюсь сразу: у меня Русский Север никакой тоски не вызывает. Больше того, питаю к нему особую, труднообъяснимую с бытовой точки зрения любовь. Каждый раз, попадая в эти места по какой-нибудь надобности, любуюсь Двиной да сосной и задумываюсь: а могла бы однажды переехать, скажем, в Архангельск? Могла бы. Когда захочется тишины и покоя, звенящего воздуха и длинных вечеров. А пока мысли все о суетном: что же такого особо ценного на Русском Севере и ради чего новгородцы сюда в свое время пришли?


Порт без моря


При чем тут, спросите, новгородцы? А дело в том, что поморы, живущие на берегах Белого моря и Северной Двины, пошли именно от них. Людей, потянувшихся на эти земли с XI века, называли ушкуйниками, то есть лодочниками. Шли они за рыбой и морским зверем да и осели. Стали легкие суда строить из дерева и шкур, ходить по Белому морю, торговать. Пришлые смешались со здешними племенами, и пошли от них поморы - знатные мореходы, народ молчаливый, во всем основательный и серьезный.


Все дороги в Архангельске ведут к реке. Вернее, к набережной Северной Двины, на которой и Морской-речной вокзал, и Музей северного мореплавания, и памятник Ломоносову работы Мартоса (это его Минин с Пожарским в Москве стоят, если кто не в курсе), и Гостиный двор. Тут же по праздникам случается основное веселье. Только пусть "морские" названия не вводят вас в заблуждение - никакого моря прямо тут нет!


В пасмурные дни небо здесь так низко, что, кажется, укладывает серые тучи прямо на крыши и кроны деревьев, но люди придумали способ компенсировать недостаток света и природных красок - все, что есть деревянного, они раскрашивают в радостные цвета. Идешь по улице-радуге и удивляешься: один дом розовый, другой голубой, третий кирпично-красный, четвертый зеленый с синими окошками и желтым забором. За забором, к слову, может расти самого дикого вида малина - ее в здешних дворах немало, даже в центре города.


А еще в Архангельске много вывесок "Срочное фото", как будто архангелогородцы торопятся сфотографироваться. Однако создается ощущение, что срочно им вообще ничего не нужно - люди по улицам передвигаются, как сказали бы москвичи, прогулочным шагом.


Сами архангелогородцы про то, что есть в их местах значимого, говорят просто: "Доска, треска и тоска". С тоской все более или менее ясно, с доской тоже - здешний лес ценился во все времена. Старинные деревянные постройки по области практически не сохранились, но их собрали в одном месте - в Малых Корелах, недалеко от Архангельска.


Лес шел и на строительство судов. Чтобы построить один фрегат, к примеру, требовалось три тысячи отборных деревьев.


Кстати, деревянные суда в Архангельске до сих пор строят: последние восемь лет на знаменитой Соломбальской судоверфи работали над копией английского парусника "Британия", затонувшего в тридцать шестом году в Ла-Манше - судно заказал один норвежский бизнесмен.


Что же до трески и другой рыбы, то в этом плане меня постигло некоторое разочарование. На прилавках архангельских магазинов лежит в точности то же самое, что и везде...


Лепи, плети, вышивай


Наверняка вы видели птицу счастья из щепленого дерева. Здесь такую можно купить и за 25 рублей, и за тысячу - в зависимости от размера. Чаще всего, говорят продавцы, покупают пятнадцатисантиметровую - за 45 рублей.


Изготовление "счастливой" птицы - один из местных промыслов, коими Русский Север на удивление богат. Чтобы сохранить традиционные умения, 36 лет назад в Архангельске было создано специальное учреждение - предприятие народных художественных промыслов "Беломорские узоры". Люди тут работают редкие - золотошвеи, искусные вязальщицы, резчики по дереву, ткачихи, многие из них - местные знаменитости. Делают резную и расписную деревянную посуду, вышивают красной ниткой льняные и хлопковые полотенца, вяжут варежки и свитера разными северными узорами и вовсе без них, ткут уютные половички, лепят из глины знаменитую каргопольскую игрушку.


Игрушка эта, по сути, энциклопедия повседневной русской жизни: бабушка с лукошком, кумушки на лавочке, подружки на лужке... Но любимый герой - кентавр, и тут на самом деле ничего странного нет.


- Лошадь раньше была главной кормилицей, и считалось, видимо, что работящий человек со своей лошадью сливался воедино, - объяснила Татьяна Корельская, директор "Беломорских узоров". - А вообще, мужчина с телом лошади - это женская, как мне кажется, фантазия. Именно таким - крепким, могучим и работящим, как лошадь -и должен быть хороший муж.


Игрушки делают по старинке: мастерица сама глину месит, комочки руками выбирает, фигурки лепит, сама же их потом обжигает и раскрашивает.


- Работа сложная, руки все время у девочек болят, - рассказывала Корельская. - Я спрашивала: "Может, как-нибудь разделить работу?Одна лепит, другая красит..." "Нет, - говорят, - Татьяна Семеновна! Мы, пока красим, отдыхаем".


Раньше прясть, ткать и вышивать умела любая поморка. Но не только это. Архангельский губернатор Энгельгардт писал: "В Архангельской губернии, в Поморье и других отдаленных местах, где на все лето мужики уходят на промыслы, которыми исключительно и живет население, нет никакой возможности удержать в это время на службе должностных лиц... Поэтому издавна установился обычай, что женщины исполняют обязанности за своих мужей или братьев и надевают при этом на себя их служебные знаки. Надо отдать им справедливость, службу он и несут добросовестную и, во всяком случае, не хуже, если не сказать лучше мужчин".


Больше того, поморки и на охоту ходили, и с мужчинами в море. При этом прялок никто не отменял. Насчет же того, отчего на Севере так много художественных промыслов, у меня одна версия: зимы там суровые, вечера длинные - сиди себе и лепи, плети, вышивай.


В ту пору, когда Архангельска еще и в помине не было, Холмогоры уже стояли. Сейчас это большое село, а раньше был целый город - голландцы сюда торговать приплывали. Нынче Холмогоры сельским хозяйством гордятся, особенно картошкой и коровами. И то, и другое тут совершенно замечательное: картошку, то есть посадочный материал, выращивают по-особому, потому она не болеет и урожай дает небывалый.


У холмогорки ножки стройные и вымя правильное


Про холмогорскую корову и говорить нечего - легенда, а не буренка! Только эта порода может доиться "с себя", то есть на голодном пайке будет худеть, но молока даст. Это вообще молочная корова, ее ради этого всегда и держали. Иная холмогорка может давать в сутки тридцать литров молока. В конторе Холмогорской опытной станции животноводства и растениеводства портреты таких рекордисток висят на стенах. Самая знаменитая - Борьба, признанная в 2003 году лучшей коровой России.


Холмогорские коровы, что поморские женщины - суровые и красивые. Сравнение, может, кого-то и покоробит, но на селе к скотине всегда относились, как к человеку. У холмогорки ножки стройные, шея изящная, сама она вся из себя поджарая, по сравнению с другими породами миниатюрная, но крепкая и сильная. За ней, если вдруг кто коровьи бега надумает устроить, ни одна корова не угонится. Но и в кокетстве холмогорка не уступит: на Холмогорской опытной станции есть своя супермодель - корова по кличке Зыбная, большая любительница фотосессий. В отличие от Борьбы, "дамы" очень сдержанной и с характером. Но, по коровьим меркам, обе - исключительные красавицы: и рога, как мне объяснили, правильные, и вымя, какое нужно.


- А что, это какую-то роль играет?


- Ну а как не играет-то? - удивилась Валентина Фомина, главный зоотехник. - У высокопродуктивной коровы должна быть особая форма вымени - ваннообразная, глубокая, а сосок цилиндрический, равномерно расположенный. Вот поглядите на Борьбу сзади...


- Не лягнет?


- Корова пинается вбок, - покачала головой Валентина Александровна. - Назад лягает только лошадь.


Знаменитой корове в Холмогорах собираются ставить памятник - уже камень заложили в хорошем месте. Она, кормилица, заслужила.Один мужик умный был, и тот в Москву ушел"


В Холмогоры приезжие попадают либо по службе, либо с экскурсией. Только отсюда можно добраться до деревни, где родился Михайло Ломоносов. Об этом разговор особый.


Архангелогородки говорят (простите, мужчины, - они, конечно, шутят): "У нас один мужик умный был, и тот в Москву ушел". Хотя ушел Ломоносов, как известно, вовсе не из Архангельска, а из Холмогор, что к Москве ближе почти на сто километров.


Если почитать туристические проспекты, может создаться впечатление, что Ломоносово - это почти что Холмогоры и всего-то нужно перемахнуть через реку с невинным названием Курополка на Куростров, где стоит деревня.


Объясню, что на самом деле значит "перемахнуть". Сначала от Холмогор нужно добраться по лугам до реки - пешком или на попутке. Паром ходит три раза в день, и опоздать на него, понятно, очень грустно. Через Курополку он перебирается за полчаса, но может напороться на мель, и тогда время в пути не прогнозируется. От реки до Ломоносово - снова попуткой или на своих двоих.


Дом ученого, конечно, не сохранился, но тот, в котором сейчас историко-мемориальный музей, стоит, говорят, аккурат на его месте. С его появлением связана одна история: когда в 1865 году на Курострове решили увековечить память великого земляка, предложений было два - поставить, не мудрствуя лукаво, памятник или открыть в его честь школу. Решили, что последнее будет правильнее. Потом в том доме было училище, воинский зал и, наконец, музей.


Вещей в музее от самого Ми-хайло Васильевича ровно одна - старинная купель, в которой, по преданию, его крестили. Ее и сейчас иногда забирают из музея и используют по прямому назначению. Еще есть пруд, который выкопал отец Ломоносова - по крайней мере сотрудники музея на этой версии настаивают.


"Бешеные тыщи" за костяные шахматы


Куростров известен и ажурной резьбой по кости. Нигде в мире этого не делают так, как в куростровских деревнях: местная резьба - костяные кружева тончайшей, ювелирной просто работы. Шестьсот лет на Курострове кость режут, и до сих пор в деревнях живут целые династии косторезов - Осиповы, Гурьевы, Зачиняевы, Лялины.


Была такая история: приехал на Куростров один иностранец и, естественно, пошел в музей Ломоносова. А там в экспозиции - шахматы костяные, которые, по местной опять же легенде, резали отец и сын целых пять лет. В общем, запали они иностранцу в душу так, что просить стал - продайте, мол, да продайте. Про сумму местные жители говорят так: "Бешеные тыщи, еще один музей на них можно построить". Но гордые ломоносовцы шахматы туристу все равно не продали, о чем рассказывают без всякого сожаления. Видела я те шахматы: красоты неописуемой!


В косторезном училище в этом году очень маленький набор - всего шесть человек против обычных двадцати. Очень уж трудно сюда добраться, почти ломоносовский получается путь. Но студенты все равно приезжают: кто из Архангельска, кто из Пинеги, а одна девушка даже из Санкт-Петербурга.


- Что мало, отчасти даже хорошо, - говорит Анна Горбатова, директор училища. - У мастера есть возможность работать с каждым.Мы сейчас всех ребят берем, кто приезжает. Было когда-то, что рисунок при поступлении сдавали, но сейчас этого уже нет - талант ведь бывает и скрытый.


- А если не раскроется?


- Не было у нас такого, чтобы не раскрылся. Многие по первости даже карандаш правильно не умеют держать, а потом, через два-три года, смотришь и удивляешься - откуда что взялось?


Сама Анна Валентиновна бездорожья в свое время не побоялась, приехала, как говорит, по семейным обстоятельствам и ни разу не пожалела: "Сколько раз Можно было уехать, но я не хочу". Кстати, местные косторезы до сих пор работают старинными, порой XIX века, инструментами. Но и современные тоже освоили - для распиловки кости, например, используют стоматологическую бормашину. Говорят, у каждого работника местной косторезной фабрики есть дома заветная кладовочка с самодельной вентиляцией, где в свободное от работы время режется кость. На фабрику, кстати, попасть не довелось - закрыта она была, все ушли на уборку картошки. Такова на Севере система ценностей: кость всяко подождет, картошка - нет.