Я сам шальной и кочевой,
А побожился:
Вернусь, мол, ждите, ничего,
Что я зажился...
Так снова предлагаю вам,
Пока не поздно,
Хотите ли ко всем чертям,
Где кровь венозна?..
Эти страшные строчки нашел на столе артиста Эльдар Рязанов. Огрызок бумажки, на котором было недописанное стихотворение.
"Хотите ли ко всем чертям, где кровь венозна?..". О чем это? Вероятно, о состоянии измененного сознания, вызванного уколом: ада, в который он попал, убегая из другого ада - измененного сознания, вызванного глотком...
О чем говорим мы, выросшие на его песнях, знающие наизусть почти каждую? О чем молчим, поднимая стакан в честь его дня рождения? Мы ведь тоже частенько стараемся изменить сознание, посмотреть на мир другими глазами, услышать то, что в нормальном состоянии не услышишь, увидеть то, что трезвым не увидишь... И, бывает, видим и слышим черт-те что, но не с таким результатом, как он...
Высоцкий никогда не писал стихи в состоянии измененного сознания, только на свежую голову. И писал с остервенением, куря сигарету за сигаретой, прикуривая следующую от бычка предыдущей. Работал, как пил, - запоем. И жил запоем, и любил запоем. Высоцкий не страдал постоянством в любви, он не впадал в зависимость от очередной красотки, не устоявшей перед его известностью, перед его сумасшедшим напором, перед его обаянием... Они слетались к нему, а потом в ужасе разбегались, увидев его в состоянии измененного сознания.
Говорят, что в жизни любого мужчины бывает только три женщины: первая, последняя и единственная. Про первую нам неизвестно ничего, про последнюю речи нет, а единственной была она - Марина. И что бы ни говорили о ней недоброжелатели и завистники, она - это Женщина, которую любил Высоцкий, "всенародный Володя", человек, который был близким и родным даже для тех, кто его "отслеживал" и не одобрял его творчество, для тех, кто давал указания "прищемить хвост" этому хулигану, этому "хриплому голосу московских подворотен", этому идеологическому бандиту, этому диссиденту!..
Какому диссиденту? Высоцкий никогда не был диссидентом в служебном понимании этого термина! Он никогда не выступал против советской власти! Он уважал эту власть, она казалась бы ему справедливой и правильной..., если бы хорошие идеи не извратили гадкие люди! Присосавшиеся и приспособившиеся, мимикрировавшие и обзаведшиеся покровительственной окраской.
Как он мог не признавать власть, за которую сражался его отец? Да, сам он знал о войне только по рассказам старших, но она прошла через его голову, через его мозг, изменив его сознание. Прошла через его сердце, на которое во время вскрытия нельзя было спокойно смотреть, сердце, исполосованное шрамами от микроинфарктов, которые он переносил на ногах, не очень-то обращая на них внимание. А может быть, и не замечая, потому что здоровье и физическую форму имел отменные: спокойно вставал в позу "крокодила" на любом столе. Просто так, бахвалясь и потешая присутствовавших дам. Это трудная штука - сделать "крокодила" на упоре двумя руками, а он в лучшие времена делал и на одной. Этому трюку научил его друг - Леонид Енгибаров, лирический клоун, у которого тоже болело сердце от того, что он видел вокруг себя. И который тоже убегал в измененное сознание, в алкогольно-виртуальное измерение, в параллельный мир кошмаров, которые не снились ни Гойя, ни даже самому Босху! Енгибаров был цирковым, вечно странствующим, вечно скитающимся человеком. Он больше и чаще ездил по стране, чем Высоцкий, больше видел, больше понимал, нежели молодой и непутевый Володя. И сердце Енгибарова не выдержало раньше...
О том, что события, происходившие в мире, не сильно его волновали в молодые годы, В. С. писал сам. Уже повзрослев и ужаснувшись:
И я не отличался от невежд,
А если отличался - очень мало,
Занозы не оставил Будапешт,
И Прага сердце мне не разорвала...
О каком диссидентстве здесь может идти речь? Да он был более советским человеком, нежели сами члены Политбюро:
Не волнуйтесь, я не уехал.
И не найдетесь - я не уеду!
Хорош антисоветчик! Человек, у которого тоже было "правильное" в идеологическом смысле воспитание, данное отцами, которые верили в правоту передового строя, "авангарда человечества"! Он так и напишет впоследствии, разбираясь в самом себе:
И обязательные жертвоприношенья,
Отцами нашими воспетые не раз,
Печать поставили
на нашем поколенье -
Лишили разума и глаз!
Власть казнила, народ, "лишенный разума и глаз", аплодировал. Но хороших людей все равно всегда больше, они просто хуже организованы. И чутье на "настоящих мужиков" у Высоцкого было безошибочное. Ивану Бортнику, коллеге по театру, он писал:
Ах, Ваня, Ваня Бортник, тихий сапа,
Как я горжусь, что я с тобой "на ты"...
Бортник тоже не избежал национальной русской борьбы - борьбы с зеленым змием, но пил все-таки не так надрывно-безоглядно, как Владимир Семенович. Хотя и подшивался не раз. Высоцкий, будучи в Испании с "эспералью" в ягодице, грустно писал тому же Бортнику:
Скучаю, Ваня, я,
Кругом Испания,
Они пьют горькую, лакают джин,
Без разумения и опасения.
Они же, Ванечка, все без пружин.
Были периоды болезненного протрезвления, были следующие за ними срывы. И всегда находились оправдания. Например, фраза великого русского артиста А. Д. Дикого: "Бойтесь непьющего артиста".
Высоцкий был очень разным человеком. Иногда по-детски хвастливым и пижонистым. Однажды он пришел на репетицию в супермодном наряде, присланным ему Мариной: не мог удержаться от выпендрежа. Выглядел он совершенно "отпадно". И комично: оранжевая лайковая рубашка, оранжевые же замшевые джинсы и ярко-оранжевые ботинки. Прикид, мягко говоря, не способствующий творческому процессу. Репетировали "Гамлета". Можете себе представить этого "барона Апельсина" в образе принца датского? Но Высоцкому страшно хотелось покрасоваться перед коллегами. И он вышел на сцену в этом наряде. Труппа замерла - кто от неожиданности, кто от зависти. Замер и Юрий Петрович Любимов. Но от негодования. Когда к нему вернулся дар речи, он проревел на весь театр: "Убирайся со сцены, Лимонадный Джо! Публика захохотала. Высоцкому пришлось ретироваться от греха подальше. На следующую репетицию он пришел уже в чем-то подчеркнуто скромном. Но "Лимонадный Джо" еще долго висел на нем кликухой.Вот такая трогательная история. Поведанная Иваном Дыховичным, другом и товарищем по театру...
Или вот такая история, рисующая артиста с незнакомой стороны. Тоже рассказал Иван Дыховичный. В 1972 году на матче СССР - Канада они с Высоцким сидели рядом, недалеко от правительственной ложи.
В какой-то острый момент В. С. заорал во всю силу своих голосовых связок. В ложе вздрогнули. Стоящий сзади милиционер осадил зарвавшегося, как ему показалось, артиста. Лучше бы он этого не делал! В. С. очень не любил, когда его трогали руками незнакомые люди, поэтому реакция была мгновенной: не размышляя, он резко ударил головой мента - снизу в челюсть. Подбежали другие, началась борьба, Дыховичного и Высоцкого забрали в пикет, долго разбирались, кто, что, кого и зачем, но все-таки отпустили "без последствий". А могли бы и срок припаять за сопротивление властям. Высоцкий был очень импульсивным человеком и совершал поступки, часто не беспокоясь и не размышляя о последствиях и реакции окружающих.
Кто-то о нем сказал: "Всякий великий поэт сначала ВЕЛИКИЙ, а уже потом ПОЭТ"... Высоцкий был велик и в хулиганстве...
Михаил Боярский как-то в телепередаче сказал о Высоцком: "Встреч было, к сожалению, мало. В друзья, упаси Бог, не набиваюсь. Я не был его другом. Он моим - был". Очень точно и честно.
Еще история. Теперь уже совсем питерская. Есть примета в городе: если пройти точно посередине между двумя сфинксами и омыть лицо в Неве, то будешь счастлив до гробовой доски.В. С. как-то ехал на такси по набережной. Попросил остановиться. Вышел и проделал весь ритуал. Шофер, знающий, как любой коренной питерец, эту примету, спросил: "Зачем вам-то, вы такой известный, популярный человек?" Высоцкий ответил: "Эх, мне уже не первый раз здесь приходится глаза от соли отмывать...".
Однажды, будучи в Армении, В. С. выступал в каком-то очень большом и хорошем зале. Зал битком, 700 мест. Какое-то закрытое учреждение. И... ни одного магнитофона у публики. Стало быть, в эту контору с магнитофонами нельзя. ИВ. С., радуясь такому случаю, решил оттянуться по полной программе: раз не пишут - можно петь запрещенные песни! И выдал на всю катушку. Зал в восторге, стол ломился от угощений, деньги подали в конверте тут же по окончании и новенькими купюрами! Высоцкий аж растрогался от такого сверхгостеприимства. Даже по хлебосольным кавказским обычаям. И когда ехал обратно, спросил организатора концерта: что это за организация, где его так прекрасно принимали. И на свой вопрос получил простенький ответ: "Это КГБ Армении". Высоцкий побелел. Он понял, почему не было магнитофонов в первом ряду. Зачем?
Высоцкий умел жить, на пределе проживая каждое мгновение, сумел и умереть. Правда, не с первого раза: его успевали вытаскивать. Однажды, когда друзья, узнав об остановке сердца, слетелись в Склифосовку, они увидели, как его на каталке вывозят из реанимационного отделения. Рванулись к нему. Он улыбнулся еле-еле: "Ребята, вы туда? - показал на двери реанимации. - А я - оттудова!" - и ткнул пальцем в потолок, вверх.
Он умер 25 июля 1980 года. Тоже очень умело. Именно в православный праздник - Проклов день. Исстари в этот день, день великих рос, знахарки на Руси собирали целебные росы и врачевали ими тела и души страждущих. Именно 25 июля росы имеют самую большую очистительную силу. И он был омыт этими росами. Пусть чисто теоретически. Главное в другим: он ушел очищенным от всех своих грехов. Хочется в это верить. Как ему там? Уютно ли, спокойно ли? Или же тоскливо, скучно, нудно? Сейчас появилась одна "контактерша", которая уверяет, что В. С. говорит с ней чуть ли не регулярно. И передает весточки. Специалисты - лингвисты и филологи - исследовали представленные ею тексты. И странно - признали, что стиль, ритм, нерв, манера и прочее вполне совпадают... Очень похоже. Не вдаваясь в дискуссию, мне просто хочется представить Вашему вниманию, уважаемые читатели, несколько строк из одного такого послания. Черт побери, до чего же узнаваемо... Судите сами:
Не прошусь, не гожусь ни в монахи,
ни в столпники,
Должен я полыхать, опаляя сердца. Отпустите меня, Пресвятые угодники, Мне не надо, как вам, тишины
и венца! И бушую я вновь, не прошу я,
а требую,
Не могу соловьев успокоенно ждать,
И тяну свои руки к высокому небу я,
Не в молитве, а в крике:
"ДАЙТЕ ЖИЗНИ ОПЯТЬ!"
Неуютно там, в покое, Владимиру Семеновичу, осанны - не его жанр... Может, отпустят, хоть на побывку? Прости, Господи, невольное богохульство мое! Но как хотелось бы!
25 января В. С. исполнилось бы 67 лет. Смешной возраст для мужчины. Родиться он тоже сумел: умудрился именно в Татьянин день, праздник студенчества, молодости, рвущейся наружу энергии. И его песни будут очень к месту именно в этот день. Потому что он не умер, как сказал один из моих героев, он просто отправился в командировку в Смерть. На гастроли. Вернется - расскажет...
Вот и сбывается все, что пророчится,
Уходит поезд в небеса - счастливый путь.
Ах, как нам хочется,
как всем нам хочется
Не умереть, а именно уснуть!..
***
P. S. Зажгите 25 января свечу не только у образа святой Татианы, но и у фотографии Поэта. Ему будет полегче. Там...
