Далекий 1964 год... Для Советского Союза это был последний год правления Н.С. Хрущева, конец "славного десятилетия", как называла тогда этот период подконтрольная пресса. А для мира в целом это был год двух Олимпиад: зимней -в Инсбруке и летней -в знойном Токио.
Мир едва начинал отходить от шока Карибского кризиса, когда советские ракеты с ядерными боеголовками были ввезены на Кубу, а затем вывезены обратно. Еще никогда опасность ядерной катастрофы не была столь реальна. Когда ее удалось избежать, казалось, что человечество уже не повторит таких зловещих ошибок. Но, увы, впереди были и ввод советских войск в Чехословакию, и война в Афганистане, и чума международного терроризма. А пока человечество радовалось редкому затишью в мировых бурях и подарку судьбы, каким всегда являются Олимпийские игры.
КАК ХРУЩЕВ КВАРТИРЫ ДАРИЛ
Наша олимпийская команда, как всегда, ехала в Инсбрук под девизом "Победить или...". Это "или" могло принимать различные формы в зависимости от степени неуспеха. На Олимпиаде в Хельсинки 1952 года - первой для советских спортсменов - были показаны блестящие результаты во многих видах спорта. Но наши футболисты в повторной финальной игре проиграли команде Югославии и получили "только" серебряные медали. Этого оказалось достаточно, чтобы прогневить товарища Сталина, имевшего свои претензии к президенту Югославии. Он отстраняет от руководства Спорткомитетом Н.Н. Романова, который, по словам вождя, "провалил дело", дает указание разогнать сборную по футболу и ее костяк - команду ЦСК.
В спортивном отношении зимняя Олимпиада в Инсбруке сложилась для нас успешно. Мы завоевали наибольшее число медалей, да и сами победы были впечатляющими. Всех затмила уральская спортсменка Лидия Скобликова, выигравшая полный комплект золотых медалей по бегу на коньках. В фигурном катании по-прежнему оставалась лидером спортивная пара Белоусова - Протопопов. В лыжных гонках задавали тон супруги Колчины - Павел и Алевтина. В хоккее наша сборная в тяжелейших играх с канадцами, шведами и чехами также выиграла золотые медали.
Конечно, были и неудачи: традиционно проиграли горнолыжные соревнования, прыжки с трамплина и некоторые другие. Помню, на одном из собраний делегации, - а они проводились чуть ли не каждый вечер, -выступала Лида Скобликова. Симпатичная девушка, румянец во всю щеку, гневно говорила:
- Почему у нас есть отстающие? Почему не берут пример с наших замечательных ребят - хоккеистов? (О себе она скромно умолчала.) Так нельзя, надо подтянуться!
Но с "замечательными ребятами" - мастерами хоккея - после победы все как-то не заладилось. При отъезде из Инсбрука в Вену вагон, который специально выделили для хоккеистов, почему-то не прицепили к общему поезду, где на правах рядовых пассажиров ехали все остальные.
Попав наконец в Вену, хоккеисты преподнесли еще один сюрприз. Ближе к ночи в гостинице, где расположилось руководство олимпийской сборной, появились тренеры хоккейной команды.
- Вынуждены доложить, что произошло ЧП, - сказал Анатолий Тарасов.
Ни до, ни после я не видел этого великого тренера таким бледным. Оказывается, оставшись одни в вагоне, ребята крепко "приняли" по случаю победы и добрались до своей гостиницы в состоянии, которое приняло крайне агрессивные формы. Тарасов боялся, что ребят "заметет" австрийская полиция. А это явилось бы большой ложкой дегтя в медовую бочку победы. Все руководство немедленно отправилось в гостиницу. Первым, кого мы увидели, был хоккеист Леонид Волков, сидевший в глубокой задумчивости на ступеньках входа в отель, уронив голову на колени. Кое-как удалось собрать хоккеистов, которые, учинив дебош в гостинице, стали постепенно приходить в себя, предварительно подставив головы под ледяной душ. С хозяевами отеля удалось договориться, погасив издержки из нашего фонда подарков и автографов. Затем была трудная беседа с командой.
- Вот мы вернемся в Москву, -говорил грозный нападающий Вениамин Александров со слезами на глазах, - а вы у нас ЗМС (звание "Заслуженный мастер спорта". -Ред.) отберете...
- И наградных за Олимпиаду лишите, - вторил ему Костя Локтев.
Хоккеисты плакались по поводу жестокой дисциплины, которую насаждал Анатолий Владимирович Тарасов:
- Мы Олимпиаду выиграли, а он к нам никакого уважения. Что же мы не люди, что ли?
Руководитель делегации Машин клятвенно заверил ребят, что никаких мер принято не будет и ЧП не получит огласки, если они перестанут "бунтовать", спокойно лягут спать и утром улетят в Москву. Так оно и произошло. Никому не было выгодно поднимать этот вопрос. В Москве же олимпийцев ждал грандиозный прием в правительственной резиденции на Ленинских горах. Подлинным тамадой приема был Никита Сергеевич Хрущев, вытаскивавший на ковер то АИ. Микояна, то министра обороны Р.Я. Малиновского, то писателей, то самих героев Олимпиады. Нужно сказать, что олимпийцы держались с большей независимостью, чем высшие сановники государства.
- Ну что, Лида, - обратился Хрущев к Скобликовой, - ты, я смотрю, и на льду молодец, и речь у тебя складная. Давай, обращайся с просьбой. Чего хочешь?
- В Москву бы переехать, - потупила глазки Скобликова, - площадь какую-нибудь получить...
- Не вопрос, - ответил Никита, -сделаем...
Увидев, как легко все прошло, Лида слегка помялась, а потом снова обратилась к Хрущеву:
- А можно моему мужу работу в Москве дать? Тренер он у меня - молодой, скромный...
Хрущев откашлялся и сказал:
- Ну это мы как-нибудь потом обсудим. Главное, что ты на Олимпиаде всем нос утерла, молодец!
После приема олимпийцы были обласканы различными званиями и материальными благами. Конечно, они не идут ни в какое сравнение с теми суммами, которые спортсмены получают сегодня на высшем уровне. Зато радости и гордости было куда больше, чем сейчас. Выдающиеся спортсмены пользовались всенародной любовью, к их словам прислушивались буквально все. О мастерах спорта можно было сказать, как о поэтах: "Спортсмен в России - больше чем спортсмен".
КАК ЮРИЙ ВЛАСОВ УШЕЛ ИЗ СПОРТА
Для меня лично Олимпиада в Токио началась с неприятности. Как и перед зимней Олимпиадой, я был заблаговременно командирован в Токио, чтобы решить с японцами все вопросы нашего размещения, питания, графика тренировок, транспорта и т. п. Казалось, что с заданием я справился и поэтому безмятежно встречал наш пароход с олимпийцами, отшвартовавшийся в Нагасаки. Но я не учел, что руководитель Юрий Машин со времени зимней Олимпиады успел "заматереть" и уже не был "своим парнем", как еще недавно. Видимо, я пошел на поводу у японцев, выделивших для Машина скромный двухкомнатный номер. Когда при расселении мы дошли до его апартаментов, он сначала принял все как должное. Но бывший с нами заместитель председателя Спорткомитета Леонид Хоменков, с которым я был в отличных отношениях вплоть до его последнего повышения в должности, вдруг сказал:
- Эрнест, ты соображаешь, в какой номер хочешь поселить Юрия Дмитриевича-- главу всего советского спорта? Как же он будет принимать здесь больших людей? Конура какая-то...
Машин вспыхнул и сказал:
- Да, действительно, теперь я и сам вижу, что конура...
Ошибку исправили, но было уже поздно. В виде наказания меня прикрепили рядовым переводчиком к штангистам, гимнастам, а также к парусникам.
Вскоре "в гости" приехали член ЦК КПСС Сергей Павлов и секретарь ЦК ВЛКСМ А. Камшалов. Вместе с нашим руководителем Машиным и секретарем МГК комсомола, будущим многолетним главой нашего Олимпийского комитета Виталием Смирновым, они образовали монолитный коллектив, связанный общей комсомольской судьбой. Я вновь был милостиво допущен к этой элите для показа достопримечательностей японской столицы.
Вскоре прошло общее собрание советских олимпийцев, где с зажигательной речью выступил Сергей Павлов. Под бурные аплодисменты он зачитал приветствие "лучшего друга советских физкультурников" Н.С. Хрущева. Мы приняли ответное приветствие с обещанием вновь прославить Родину.
А на следующее утро - невероятная новость: Хрущев низложен и отправлен на пенсию! Конечно, было очевидно, что Павлова не случайно отправили к нам именно в эти дни. Он больше не показывался на люди. Вместе с "элитой" он заперся у себя в номере, и "поминки" по низложенному шефу длились двое суток. Павлов и другие гости незаметно покинули Токио. А Олимпиада продолжала набирать темпы.
Мы выигрывали "наши" виды по легкой атлетике и в гимнастике. В плавании неожиданно блеснула Прозуменщикова, побившая титулованных американок и австралиек. Радовали боксеры и штангисты...
Но за этими приятными событиями порой скрывался и глубокий трагизм.
С чемпионом Римской Олимпиады 1960 года, самым сильным человеком планеты Юрием Власовым я познакомился за год до Олимпиады на первенстве мира в Вене, где он выступил блестяще.
Руководителем делегации в Вене был легендарный летчик, Герой Советского Союза Михаил Громов, бывший когда-то известным тяжелоатлетом. В виде особого расположения он поселил Власова вместе с собой. И вот, возвращаясь с ночного приема, а вернее, с "загула" с австрийцами, я вижу Юрия, сидящего в фойе и читающего своего любимого Хемингуэя.
- Ты чего не спишь, - спрашиваю, - тебе же завтра выступать!
Юрий поднялся и взял меня за руку:
- Пойдем наверх!
Еще не доходя до его номера, я услышал звук, напоминающий скрежет пилы по ржавому металлу. Это раздавался богатырский храп нашего добрейшего руководителя Михаила Громова. Я тут же помчался к портье, и Юрию дали возможность поспать перед стартом.
У Власова был единственный серьезный конкурент - украинский спортсмен Жаботинский. Это был мощный атлет с копной рыжеватых волос на голове и с лукавым прищуром серо-голубых глаз.Его результаты были ниже, чем у Власова, и, глядя на Юрия на тренировке, он говорил мне:
- Куда мне до него... Он книжки пишет, по форумам ездит, теперь вот чемпионом двух Олимпиад будет... А мы люди маленькие, нам бы хоть "серебро" добыть.
Наконец наступил финальный день соревнований. Тогда в тяжелой атлетике чемпионом становился тот, кто набирал наибольший вес в трех движениях - жиме, рывке и толчке, а не в двух, как сейчас.
После двух движений Власов на несколько килограммов опережал Жаботинского, и казалось, уже ничто не может помешать ему стать абсолютным чемпионом. Тем более что после второго движения Жаботинский захромал, схватился за ногу и всем своим видом показал, что вряд ли сможет продолжать соревнования.
Мы все были уверены, что больше он не выйдет на помост, и Юрий Власов быстро использовал все три подхода, набрав рекордную сумму и выйдя далеко вперед. Каково же было наше изумление, когда уже после всех участников на помост вновь вышел Жаботинский и заявил сверхрекордный вес, перекрывающий сумму Власова. Как ни в чем не бывало, он бодрой, пружинистой походкой подошел к штанге и легко толкнул вес! Все было кончено.
Ночью в комнате с Власовым случился припадок. Он плакал и твердил:
- Не могу, не могу с этим смириться... Как же я мог поверить, что он больше не выйдет на помост. Своими руками отдал победу, и ничего, ничего нельзя сделать!
Проведя бессонную ночь, он утром настоял, чтобы его немедленно отправили в Москву. Больше Юра не выступал.Он стал писателем, но поднимал совершенно иные, далекие от спорта темы.
Олимпиада в Токио завершилась нашей победой. Но важнее было, пожалуй, другое. Обе Олимпиады 1964 года впервые показали, что наши спортсмены - отнюдь не "роботы для рекордов", какими их долгие годы изображала западная пресса. Это были люди с ярко выраженными индивидуальными чертами, со своими убеждениями и сильными характерами.