Заметки о прозе Евгения Борисова
В том, что в новую книгу известного прозаика Евгения Борисова вошли его произведения, созданные в предшествующие годы, нет ничего удивительного. Каждая эпоха, в особенности эпоха фундаментальных социальных сдвигов, пристрастно и порой безжалостно, но всегда испытывает предшествующее творчество любого писателя на ту особую прочность, под которой, прежде всего, понимается не пресловутый "рыночный вес", а вновь получаемое право на общение с читателем.
Сколько книг, оказавшихся когда-то по причине злободневности на гребне волны критической и читательской популярности, сегодня пользуются мизерным вниманием даже у историков литературы. О прозе Евгения Борисова подобного не скажешь. Если при дебютном приходе к читателю его повестей и рассказов в них на передний план (вместе с нравственно-этической проблематикой, разумеется) выступали явные параллели с легко узнаваемыми людьми, проницательные аллюзии на определенные общественно значимые события, щедрое использование местного колорита, то сейчас написанные в подчеркнуто традиционной манере произведения Е. Борисова способны привлечь, прежде всего, удивительно созвучными нашему переломному времени мотивами поиска истины, настойчивым стремлением к постижению смысла человеческого бытия и проникновением в "вечное начало души человеческой" (Н. Страхов).
Сюжеты произведений Е. Борисова нельзя назвать лихо закрученными, а персонажей - исключительными. Больше того, они нередко узнаваемы и в чем-то предсказуемы, что отнюдь не снижает интереса к изображаемому. Секрет такого воздействия прост и сложен одновременно: двигателем сюжета и читательского любопытства является у писателя не прихотливость внешних фабульных поворотов, а динамизм внутренних переживаний героев, вызванных неизбежной в своей остроте необходимостью нравственного выбора. Вечно решаемая проблема настоящей литературы...
Картина, нарисованная в рассказе с почти фольклорным заголовком "Жила-была собака...", не просто тривиальная, но часто повторяющаяся в действительности. Некто Васильев, ничем не выделяющийся городской житель, прогуливаясь по зимней улице с женой и малолетним сынишкой, стал невольным свидетелем обычного случая: бежавшая куда-то собака угодила передними лапами под колеса трамвая: "Она лежала на снегу, неловко привалившись боком к стене, красивая и жалкая в своей беспомощности...". Споря о том, как можно было бы помочь сбитой собаке, супруги, тем не менее, быстро удаляются прочь: жена Васильева хочет уберечь сына от нервного потрясения. И только поздно ночью, многое передумав, они осознают безнравственность своего поступка: "Боюсь, Алешка никогда не простит нас за это. Если узнает, не простит...", - говорит Васильеву жена. Так обыденная и вроде бы ни к чему особенному не обязывающая ситуация требует ясного и решительного нравственного шага, который внесет сумятицу в привычный семейный комфорт. Смысловая акцентировка случившегося переводится в иную плоскость, в иное измерение жизни, которая не может быть нравственно стерильной. Стоит лишь один-единственный раз сказать себе "а, ладно...", чтобы напрочь забыть о неприятно беспокоящем эпизоде, как это пренебрежение состраданием превратится в порочный и разлагающий жизненный принцип. Васильев уходит из дома к несчастной собаке, которую, конечно, давно уже подобрали другие, более сердобольные люди. Но главная мысль рассказа все-таки не в судьбе собаки, а в том, что в идущем по ночному городу человеке возобладала совесть.
Исповедален автобиографический рассказ "Крик", один из лучших в творчестве Е. Борисова. И дело не только в том, что в 1967 году этот рассказ завоевал первое место на литературном конкурсе, проводимом газетой "Калининская правда", и затем был опубликован в журнале "Советская литература" сразу на нескольких иностранных языках. "Крик" - рассказ-покаяние, доведенное до высокой степени откровенности, запоздалое признание вины собственного беспамятства. Сын (за ним угадывается сам автор) обидел отца-фронтовика обывательским пренебрежением к его памяти о войне, которая его не отпускает, заставляя кричать по ночам. И только услышанная от отца история о наконец-то найденном сыне его погибшего друга, лейтенанта Авдеева, открывает ему глаза: "Прошлым летом мы снова ездили подо Ржев. Я и Сашка Авдеев. Теперь уже Александр Александрович, учитель ржевской средней школы. Молча постояли мы у братской могилы, где похоронен его отец. Теперь мы каждый год туда ездим". Ненавязчивый, без нарочитого дидактизма финал рассказа открывает широкий простор для размышлений. А с высоты дня сегодняшнего они нерадостны. Неумолимо уходят ветераны Великой Отечественной. Кто сохранит и передаст дальше их живую память о той войне? Да и нуждается ли в этой памяти нынешнее "продвинутое" поколение, среди которого попадаются такие, кто не стесняется заявлять: мол, завоевала бы нас Германия, жили бы сейчас в цивилизованной Европе! Не жили бы, а сгорели бы в крематориях Бухенвальда или Освенцима и пошли на удобрение для полей и садов "тысячелетнего рейха".
Мотивы памяти и связи времен образуют нерв всей прозы Е. Борисова. Память - мост между полюсами прошлого и настоящего - преобразуется писателем в содержательный элемент композиции. Эти два разновременных мира почти всегда разделяет своеобразный метафизический рубеж, который серьезно меняет человека: война ("Что было, что будет...", "Самые теплые звезды"), смерть друга ("Юрьев день"), неожиданное творческое предложение ("Вишневый сад"), зовущий голос с другого берега реки ("На том берегу")... И даже пугающая мощь грозовой стихии, которая избавляет молодоженов Андрея и Лену от ненастья взаимной неприязни, готового разразиться над их семейным благополучием ("Первая гроза"). В столкновении этических позиций, мыслей и действий высекаются искры истины, и герои, переживая состояние душевного катарсиса, начинают по-новому воспринимать и мир, и меру своей ответственности за все, что в нем происходит. Так, в романе "Что было, что будет..." Надежда Ивановна Строева, оставаясь верной памяти о молодом курсанте Алеше Кудрявцеве, который погиб в неравном бою с фашистами при спасении ее и эвакуируемых детдомовцев, возвращается из материального достатка и квартирных удобств офицерской жены в провинциальный детский дом, на прежнюю работу, оставленную ради долгожданного, но на деле оказавшегося призрачным счастья. Лишенная настоящей любви и радости материнства, она обретает свое предназначение в том, чтобы отогревать души жестоко обездоленных войной детей.
Излюбленным приемом повествования, усиливающим как переживания героев, так и убедительность авторских отступлений, становится символизация. Символичны не только названия многих произведений, но и реальные приметы: звезды, дорога, вода. Но главным и самым объемным образом-символом, проходящим сквозь всю книгу, предстает берег. К желанному ли берегу выносит каждого из нас вечная и бурная река жизни? Плывем ли мы наперекор течению навстречу достойной цели или отдаемся на его волю? Ведь именно в этом заключен и основной вопрос нынешнего, тоже рубежного времени, разбросавшего людей по противоположным мировоззренческим и социальным берегам.
Особое место в книге, да и во всем творчестве Е. Борисова занимает повесть "Юрьев день". Сюжет ее сводится к следующему: в Африке в автомобильной катастрофе погибает журналист-международник Юрий Парамонов, чья профессиональная карьера успешно стартовала в городе Поволжске, т.е. Твери (тогда Калинине). Проходит 15 лет, и его близким друзьям раздается "звонок из прошлого". Лера, вдова Юрия, предлагает отметить его 50-летие дружеским сбором на одном живописном острове, где когда-то прозвучала их торжественная юношеская клятва творить добро и не принимать обмана, подлости и предательства. Туда же горит желанием попасть и выросший сын Юрия, начинающий художник.
Однако и друзья погибшего журналиста изменились за эти годы: один - теперь известный писатель, второй - заместитель начальника областного управления культуры, третий, удачно попав в номенклатурную обойму, редактирует самую первую газету области. Не вытеснил ли из них новый социальный статус желания хоть ненадолго окунуться в полетную радость молодости и взглянуть из прошлого на себя, настоящих, проверить на крепость данную когда-то клятву? Писателю удалось избежать упрощения характеров действующих лиц: у каждого из них свои убеждения, принципы, даже условности поведения и внешнего вида. Однако память сердца спорит с памятью рассудка, мучительно заставляя их думать о том, а что же все-таки они смогут оставить грядущему? Эти сомнения наиболее драматично переданы в монологе одного из друзей Юрия Парамонова - писателя Глеба:
"Бичуем всех на кухне под сурдинку, а сами, что мы сами-то? Ну, выговоримся, выскажемся друг перед другом, а дальше что? Люди раньше за правду на эшафот, на костер шли, а мы <.> что мы можем? Мы даже мелким благополучием, милыми привычками своими пожертвовать не сможем, живем как связанные по рукам, все до последнего шага наперед высчитываем, и за себя, и за других...". Жгучая актуальность этих горьких строк несомненна, ибо в них спрессована сущность интеллигентского, с амбициозными претензиями на духовный вождизм конформизма, семена которого проросли в современном обществе идеологией воинствующей беспринципности и сытной кормушки. Совсем не случайна смутно-тревожная, неоднозначная концовка повести: "...и опять, в который раз, занимался и вновь затихал у костра одинокий голос: "С кем я ноченьку, с кем осеннюю да коротать буду...". А до утра было еще так далеко...". И опять Е. Борисов ничего не навязывает читателю, но всем событийным ходом произведения и эмоциональной тональностью побуждает его к дальнейшим раздумьям как о судьбах героев, так и о самих себе, делая художественный вымысел продолжением реальности.
Органичность углубленного психологизма и естественная философичность помогают писателю выстраивать повествование, свободное от вынужденного в таких случаях многословия и сюжетных "провисаний". Его персонажи - не ходульно-идеальные, а полнокровные, искренние в своих чудачествах, ошибках и заблуждениях. Особое обаяние придают прозе Е. Борисова кропотливая словесная шлифовка и красочные, стилистически эффектные пейзажные вкрапления, отличающиеся емкой детальностью: "Короткими еще ночами срывались на землю шумливые и теплые дожди, после них при утреннем, по-летнему пригревающем солнышке в садах и огородах над буйно разросшимися кустами малины и крыжовника, над кудряво-зелеными грядками, словно дым потухших костров, поднимался от земли теплый пар...". Прибавим сюда и тонкий, прозрачный лиризм, вызывающий чувство светлой и облагораживающей печали.
"Как велика и как мала на земле наша жизнь! Вся жизнь и каждая минута..." Научиться ценить каждое дарованное и безвозвратно уходящее мгновение и не омрачать его ложью и бездуховностью - задача далеко не из легких. Но в чем-то справиться с ней поможет замечательно добрая и наполненная обыкновенной любовью к радостям и тревогам жизни книга Евгения Борисова.
