Дважды упомянутый в предыдущем номере "ТС" факт заимствования чужого литературного имени (а следовательно, и какой-то доли успеха) и сам по себе далеко не единичен. В описываемом случае особенно забавно, что жертвами обмана пали писатель Борис Акунин, всё творчество которого представляет собой заимствование и контаминацию чужих техник, и славящийся собственной нечистоплотностью издательский дом "Захаров", так что принцип "нельзя, но если очень хочется, то можно", взятый на вооружение безымянными мошенниками, выпустившими в свет роман о похождениях правнучки Эраста Фандорина, перерождается в пресловутое присловье "вор у вора дубинку украл". Причем дубинка эта переходит из рук в руки как эстафетная палочка. Практика, в литературном мире распространенная, а главное - традиционная.
Знаете ли вы, допустим, какое количество повестей и рассказов про Шерлока Холмса и доктора Ватсона, не принадлежащих перу сэра Артура Конан Доила, увидело свет в первой половине прошлого века? А ведь заимствование ключевого персонажа ничуть не лучше кражи чужого псевдонима. И расчет в обеих ситуациях один и тот же: публика непременно польстится на раскрученный бренд и раскупит книгу. Недалеко ушла отсюда и широко распространенная ныне практика издания книг, авторизованных известным писателем, но на деле написанных безымянными литературными "неграми", восходящая, впрочем, еще к Александру Дюма-отцу. Нас, однако, в данной статье будут интересовать более экзотические случаи заимствования или клонирования чужого успеха.
Начнем с не слишком актуальной темы поэтического перевода. Издательский опыт показывает, что и при сегодняшнем падении интереса к "высокому искусству" существует некий набор имен, обеспечивающий гарантированную продажу тиража, причем практически неограниченного. Таковы Шекспир (сонеты), Эдгар По, Киплинг - с английского, Рильке - с немецкого, Бодлер, Верлен и Рембо - с французского. И вот вы покупаете "Сонеты Шекспира" в переводе Пупкина, "Сонеты к Орфею" Рильке в переводе Пурина или "проклятых" французских поэтов в переводе Яснова и пребываете в полной уверенности, что будете читать гениев, имена которых вынесены на обложку. А на самом деле вам предстоит общение с Пупкиным, Пуриным и Ясновым, которые, подобно Рабиновичу из еврейского анекдота, исполнят вам весь репертуар Энрико Карузо, чтобы вы окончательно убедились в том, что у великого певца нет ни голоса, ни слуха. Чем такая практика лучше выпуска контрафактной продукции под именем Бориса Акунина?
Бытует и практика подражания на грани плагиата (и за нею), как в также упомянутом в прошлом номере случае с Гарри Пот-тером и его доморощенными клонами Пори Гаттером, Таней Глотгтер и т. д. Есть Анхель де Куэнья, которого изобрели в одном из издательских домов, получив отказ в переуступке прав на книги Паоло Коэльо. Есть детективщица Марианна Воронцова, сконтаминированная из Дарьи Донцовой и Александры Марининой. Данная практика, впрочем, не столь однозначно порочна, и ее приверженцы, будь они эрудированней, могли бы привести в ее защиту три примера - один лежащий на поверхности, один сугубо иностранный и один шокирующий.
Всенародно любимый у нас "Чиполлино" А. Н. Толстого представляет собой кальку с "Пиноккио" Карло Коллоди; правда, советский граф и его писучее потомство никогда не отличались разборчивостью. Так, роман Татьяны Толстой "Кысь" сильно смахивает на книгу "Лестница на шкаф", принадлежащую перу малоизвестного русскоязычного израильского писателя Михаила Юдсона, и отличается от нее разве что еще более откровенными заимствованиями из раннего творчества братьев Стругацких. Причем, по мнению Вайля с Генисом и Дмитрия Быкова, к которому я для разнообразия готов присоединиться, книга Юдсона куда талантливее изрядно нашумевшего романа Толстой.
Вторая история разыгралась полвека назад в не нагулявшей еще жирка Западной Германии. Тамошние издатели, столкнувшись с непомерными финансовыми претензиями литературных агентов Йэна Флеминга, заказали двум бойким немецким журналистам серию романов об агенте 008. И романы пошли! Пошли так бойко, что через пару лет права уже на них купили у немцев англо-американские издатели. Да и у нас примерно в те же годы Овидий Горчаков, Григорий Поженян и Василий Аксенов под общим псевдонимом Горпожакс (похожим на Кукрыниксов) выпустили роман о некоем агенте Грине - формально пародию на недоступную тогда советскому читателю бондиану, а на деле ее более или менее полноценный субститут.
Третий пример связан с одной из священных коров отечественной словесности. Святость которой, однако же, вызывает у многих обоснованные сомнения. Точнее даже, не у многих, а у всех, кроме покойного академика Лихачева, который доил буренушку несколько десятилетий подряд. Объятые обоснованными сомнениями рассуждают примерно так: двести с лишним лет назад шотландец Макферсон сочинил "Песни Оссиана", выдав их за памятник древнешотландской литературы; его подделку разоблачили, но дело на этом не закончилось: отечественный Левша в подражание поддельным "Песням Оссиана" сочинил столь же поддельное "Слово о полку Игореве"!
Разумеется, можно свести с чужого двора и саму дойную корову - приносящего регулярные доходы и/или славу писателя. Здесь, однако, не исключены накладки. Могущественное "Эксмо" переманило у не столь богатого, но весьма влиятельного "Вагриуса" знаменитого Виктора Пелевина - и влияния "Вагриуса", по слухам, хватило ровно настолько, чтобы в "Эксмо" началась дотошная налоговая проверка. А когда "Эксмо", изложив именно эту скандальную версию внезапной бдительности фискальных органов, апеллировало к общественности, налоговики в пожарном порядке отказались от избирательности своих библиофильских усилий и принялись демонстрировать равноудаленность с таким рвением, что никому в книгоиздательском деле мало не показалось.
Можно лажануться и другим способом. Тот же "Захаров" увел у "Ад Маргинем" Владимира Сорокина, не сообразив, что массовая популярность этого более чем специфического автора, взошедшая на горючих дрожжах "Идущих вместе", уже в прошлом. И в "Ад Маргинем" радостно потирали руки, сбыв заведомый неликвид.
Куда продуктивней в издательском мире заимствовать не имена и не книги, (уже написанные или нет), а идеи, будь это кругление корешка, броский рекламный слоган, серийность или, наоборот, отказ от серийности и т. д. Успех некоторых молодых авторов привел к тому, что каждое уважающее себя издательство поспешило обзавестись собственной матерящейся малолеткой, желательно хорошенькой, а умеет она писать или нет, это уж дело десятое. Какое-то время все, начиная с того же "Захарова", печатали "преждевременные мемуары", потом, начи"1 ная с "Азбуки", - каких-нибудь норвежских клонов Зюскинда, Павича, Мураками. Да и сам Мураками в издательстве "Амфора" на гребне успеха внезапно размножился делением - и наряду с Харуки, откуда ни возьмись, нарисовался Рю. Сейчас только ленивый издатель не обзаводится доморощенным аналогом находящейся на пике популярности Оксаны Робски и не печатает переводной похабщины по принципу "чем мягче обложка, тем жестче порно".
Ну и прямой плагиат, от которого все равно никуда не денешься. Недавно провинциальная училка обвинила все того же Бориса Акунина в том, что он скоммуниздил у нее "Кладбищенские истории". Прославленный писатель с пренебрежением отмахнулся - точь-в-точь как от другой провинциальной училки, уже испанской, отмахнулся лет десять назад нобелевский лауреат Камило Хосе Села. Детальное разбирательство, однако же, показало, что, будучи председателем жюри литературного конкурса (типа нашего "Дебюта"), Села просто не мог не прочитать рукопись, присланную безымянной училкой. Прочитал, переработал, выпустил под собственным именем - и как раз за эту книгу получил Нобелевскую премию. После чего училка решила ознакомиться с удостоенным высшего в мире отличия произведением... Этот международный скандал с великим трудом замяли - причем не столько из уважения к сединам нечистого на руку испанца, сколько во избежание полной дискредитации Нобелевской премии по литературе. А вы говорите, внучка Эраста Фандорина...
Есть, впрочем, и другой подход к обозначенной теме. Владимир Маяковский по справедливости слыл виртуозом стиха и в особенности - рифмы. "Может, парочка оригинальных рифм еще осталась где-нибудь в Венесуэле", - кокетничал автор "Облака в штанах" и "Во весь голос", но на деле находил рифмы и впрямь оригинальные. Иногда находил, иногда - крал, и, бывало, его уличали. "Виноват, - говорил в таких случаях Маяковский. - Я эту рыбешку проглотил и не заметил".
Не будем замечать и мы. Разве только если - в чужом глазу.
