Главная >> 5 >> 33

НО НАМ СО-ЧУВСТВИЕ ДАЕТСЯ...

Юрий Николаевич Кабанков: Писатель всю жизни ищет своего читателя. Фото Алексея Воронина


Я богу - лишь станок копировальный... Мерцает Марс. И тусклый свет подвальный дрожит в моем стекле, как желатин... (Юрий Кабанков)


А под вечер трудной среды внезапно выглянуло солнце. Мы сидим на деревянных лавочках возле редакции друг против друга. Эти лавочки пользуются популярностью у местной молодежи, но только не сегодня - видимо, факт появления светила остался незамеченным. На столе перед нами маленький желтый листик, первенец осени... Отчего-то делается грустно.


В следующую среду, 21 июля, Юрию Кабанкову исполнится пятьдесят лет. Не поздравляем, нет - зачем заранее-то? Просто... Все - просто так. Солнце выглянуло...


Справка "Н"


Юрий Николаевич Кабанков - член Правления Союза писателей России, член русского РЕN-клуба Всемирной ассоциации писателей, старший преподаватель кафедры теологии и религиоведения Института истории и философии ДВГУ. Публицист, переводчик, критик. Поэт. Служил на Тихоокеанском флоте, учился в ДВГУ на факультете филологии, работал парашютистом, пожарным, электриком, радиожурналистом. Окончил Литературный институт им. Горького.


Что же было потом... Цитирую: "В 1986 году в издательстве "Молодая гвардия" вышла первая книга "Кто служит ветром". Через год "Современник" издал вторую книгу - "Разговор". В 1990-м в издательстве "Советский писатель" не вышла третья книга "Рожденные в травах". 1991 год - в "Советском писателе" вышла книга переводов белорусского поэта Леонида Дранько-Мойсюка "Проза радости". В Приокском издательстве (Тула) рассыпан набор четвертой книги "Стихотворения". В "Литературной учебе" (N 3) - эссе "Обращение", завершил трактат "Третье искушение" ("О несмирении власти"), опубликованный в 1995-м журналом "Дальний Восток". В 1991-1992 годах в издательстве "Улисс" редактировал центробежный роман Дилана "Тарантул". 1992-1996 годы - учительствовал в сельской школе. В 1998 году в альманахе "Рубеж" появились "Не философические письма к другу". В издательстве "Уссури" - книга стихов и прозы "Камни преткновенные". Конец цитаты.


- Юрий Николаевич, пятьдесят лет - это...


- Нестрашно. Не показатель. Не веха. Ничто, никак. Ни трепета, ни грусти. Я очень спокойно отношусь к своему дню рождения. Не люблю праздновать. Если бы это было возможно, вообще бы забыл. День рождения - это праздник родителей, благодаря которым ты появился на свет. День какого-либо святого празднуется, когда он ушел из жизни - в лучший мир. А день рождения человека... Ну, с годами мы, наверное, становимся умнее. А может быть, и нет. Отмечать этот факт? Мне недавно позвонили из библиотеки имени Горького, предложили в честь юбилея... Я сказал: желательно без всей этой помпезности, восхваления. Давайте лучше я стихи почитаю. Пусть соберутся люди, которым это нужно...


- Вы нечасто выступаете...


- Я не тщеславен - пережил. Издал две книги, а потом двенадцать лет - безкнижья. Это сыграло с моим тщеславием положительную роль.


- Успокоились?


- Немного не то слово. Писатель всю жизни ищет своего читателя. А в лучшем случае его читатель живет в другом городе. И в другом времени. Преодолеть пространство и время, встретить своего читателя... Это удача. Условно говоря, счастье. Редкое.


- Вы встречали?


- Да. Это... радостно. Удуманному человеку в жизни мало радости. Но тем не менее есть. Мой главный читатель - замечательный харьковский поэт Слава Минаков - спросил меня как-то в письме: "Много ли таких внимательных?" Внимательных и внимающих...


- А много ли тех, кому стоит внимать?


- В России много хороших поэтов. Это Виталий Пуханов из Екатеринбурга, Анатолий Кобенков из Иркутска, Светлана Сырнева из Вятки... Это не стихотворцы - поэты. Вообще же, чем хуже у нас жизнь, тем больше хороших поэтов.


- Это хорошо или плохо?


- Пушкин в Михайловском - это хорошо или плохо? Плохо - ссылка, одиночество. Он так до конца и не осознал, насколько это повлияло на его духовный рост. Осознал Достоевский: "Если бы не было каторги..." Это хорошо не для телесного состояния и не для душевного - для духовного. Главное - четко разграничить эти понятия.


- Вы с детства хотели быть поэтом?


- "Хотели" - это неправильно. "Поэтами не становятся, поэтами рождаются", - так сказал один мой друг. И то, что ты поэт, нужно осознать. Можно прожить всю жизнь, не зная, кто ты на самом деле. Писать я начал где-то лет в шесть. Прозу. Это были воспоминания - я описывал картинки своего детства.


- И какое воспоминание самое яркое?


- Ночь.Мы с родителями ехали из Владивостока в Чернышевку, где был наш дом. Ехали на "МАЗе" - такая большая машина, на капоте которой стояла фигурка медведя. Я сидел на коленях у мамы, а когда подъезжали к какому-то КПП, меня почему-то спрятали - посадили на пол. И оттуда, снизу, я увидел в окошко Луну. Мы ехали, а Луна все время была на одном и том же месте, не исчезала! Меня это так потрясло. Жаль, этих воспоминаний не осталось на бумаге...


А потом я написал продолжение книги "Человек-амфибия". Что-то же происходило с Ихтиандром дальше! В моей книге он плыл через Панамский канал и Магелланов пролив на острова Фиджи, Туамоту. Такие были приключения! Ну а в тринадцать-четырнадцать лет я писать прозу закончил.


- Почему?


- Элементарно - эстетический рост. Я мог со стороны оценить свои произведения: невысокий уровень.


- А как стали писать стихи?


- Все получилось тривиально. Я прочитал стихи Есенина и сказал: "Я тоже так могу!"


- Что такое стихи?


- Это емкость. Концентрация в метафоре. Нельзя размениваться на растекание по древу. Лет в пятнадцать я нашел для себя такой парадокс: в стихах должны быть философия и импрессионизм. Казалось бы, вещи несоединимые. Но тем не менее они соединяются. Сейчас, отстраненно глядя на свои стихи 1970-1980 годов, я чувствую, что эти вещи зримо присутствуют. Знаете, такое встречается сплошь и рядом: поэт пишет о глубинных вещах и зачастую сам не понимает этого, пока кто-нибудь его носом не ткнет...


- Поэту нужно учиться писать?


- Знаете, учиться нужно. Но ведь можно учиться и самому. Когда я решил бросить факультет филологии, мне мой преподаватель Елена Александровна Первушина сказала: "Бросай!" Видите ли, академическое образование часто мешает удивляться миру. Появляется какая-то эстетическая... застекленность. Вроде бы барьера нет, но потрогать, понюхать - невозможно. Это как в серпентарии: ты смотришь на кобру, но сам совершенно спокоен. Потому что полная безопасность - она за стеклом. Нет непосредственного контакта. Я не говорю сейчас про душевный стриптиз в стихах, про синие сопли, я про другое. Очень важно сочувствовать. Поэту дан дар - энергия. И он должен увлечь читателя. Когда поэт и его читатель соединяются, они поднимаются вверх. К абсолютной ценности.


- Юрий Николаевич, а почему вы перестали писать стихи?


- Это и просто, и сложно. Можно сказать, исписался. Имею право. Последние четыре стихотворения я написал в 1997-1998 годах. Два из них, на мой взгляд, - лучшее из всего, мной написанного. Закончить на взлете - что может быть лучше? Писать так, как писал, я умею. А по-другому... Не дорос: духовные стихи, духовная литература требуют соответствия. Я пересел на другого коня. Думаю, мыслю чувствую, но выражаю это в иной форме. Раньше я писал, сейчас хожу на службу - читаю лекции по литературе. Словно вспрыгнул на карусель, все мелькает перед глазами. А чтобы писать стихи, нужно смотреть, как спокойно течет вода...