Этот праздник не является "красным днем календаря". В пухлом настенном календаре о нем можно найти несколько строчек мелким шрифтом: "19 октября 1811 года - день основания Царскосельского лицея. Первыми выпускниками лицея были Александр Пушкин, Антон Дельвиг, Вильгельм Кюхельбекер..."
Несмотря на лаконичность календарного листа, в Царском Селе лицейские годовщины отмечаются и по сей день. Отметили и 193-ю. Хотя кому, если разобраться, какое дело до чужого вечера выпускников, который в позапрошлом веке ежегодно справляли тридцать славных мужей (именно столько училось на одном курсе с Пушкиным) с полузабытыми именами? Тем не менее в шестидесятые годы барды пели: "И подобно лицеистам собираться у огня в октябре багрянолистном девятнадцатого дня". Еще раньше Иннокентий Анненский обмолвился: "Скажите: Царское Село, и улыбнемся мы сквозь слезы". Так чужой вечер выпускников умудрился стать литературной легендой, вернее - своего рода днем рождения русской литературы.
Теперь мало кто помнит, что Царскосельский лицей вообще-то замышлялся как элитарное учебное заведение для будущих государственных чиновников - столпов отечества. А получились бунтовщики да поэты -"пятая колонна", как сказали бы сегодня. Из всего пушкинского выпуска, пожалуй, только Модест Корф и Александр Горчаков верно служили государю и достигли высоких степеней и должностей. Правда, Горчаков на следующий день после выступления на Сенатской площади примчался к своему лицейскому приятелю, новоиспеченному декабристу Ивану Пущину и предложил ему заграничный паспорт, чтобы бежать в Европу. Но Пущин предпочел умирать дома, и сия тайна осталась между ними. Выходит, что верноподданным воспитали одного Корфа. Негусто.
Каким было то далекое 19 октября 1811 года, когда еще никто не думал про будущие мятежи и казни, а либеральный государь Александр Павлович благосклонно щурился на двенадцатилетних мальчишек, закованных в мундиры синего сукна с красными обшлагами? Иван Пущин вспоминает, что день выдался холодным - зима в том году вообще началась рано. В царскосельских аллеях лежал первый снег. На открытие нового учебного заведения съехались члены императорской фамилии, начиная от самого государя и заканчивая его матерью, вдовствующей императрицей Марией Федоровной. После приветственных речей, во время которых особенно блистал преподаватель Куницын, бросивший в лицо Романовым фразу о равенстве людей перед законом, перешли в обеденный зал. Мария Федоровна подошла к съежившемуся при ее приближении лицеисту Корнилову и спросила ласково: "Карош суп"? - "Уи, месье", - пробормотал Корнилов, от растерянности обозвавший императрицу сударем. Мария Федоровна улыбнулась и величественно поплыла дальше, а за Корниловым - будущим киевским губернатором - в лицее так и закрепилось прозвище Месье.
Вечером играли в снежки. Александр I распорядился наградить Куницына крестом - за смелость и за то, что в своей речи он (неслыханное дело!) ни разу не упомянул имени государя. Всеми владели благостные настроения, все были полны планов и надежд. Император со дня на день грозился ввести конституцию и сам себя, самодержца, ограничить. Потом передумал. Обычная, в общем, история.
