Маленькая парикмахерская в гостинице "Первомайская" была в двух шагах от Крещатика. Два кресла, два столика, два зеркала, между которыми висела табличка "Не оскорбляй мастера чаевыми", и два Лени-парикмахера. Один - седой, вальяжный, переехавший из Западной Украины западынец - стриг модно, и в пятидесятые годы мало кто в Киеве мог накрутить кок, как этот Леня. У него стриглись многие городские известности. Не только такие, как Сандаль, виртуозный фарцовщик, владевший всеми свободно конвертируемыми языками, пли Юра Дымов, огромный сорокалетний юноша, оформлявший к праздникам магазины с помощью одного гипсового бюста Ленина и двадцати метров кумача, а в свободное от праздников время буйно, с битой посудой гулявший в ресторане "Динамо" и не знавший отказа в любви. Впрочем, я помню (моей ручкой писал), как однажды в лирическом настроении он послал с официантом на соседний стол салфетку, на которой начертал: "Валя, приходите к нам за стол, в нас весело и есть что выпить". Но черноокая красавица Валька Жук, и без Дымова жившая весело, а впоследствии в качестве загадочной русской натуры вышедшая за известного польского кинорежиссера Ежи Гофмана, ответила на обратной стороне салфетки: "От того не зависит, за каким столом!".
У западынца стриглись и серьезные люди. Народный артист Юрий Сергеевич Лавров (подаривший на четвертый мой день рождения в Грозном, где театр был в эвакуации, а отец - после ранения в госпитале, бутафорский ППШ) сиживал в кресле у модного цирюльника, читая, пока его стригли, булгаковскую "Белую гвардию", демонстративно обернутую в бумагу цветов царского тогда триколора. И Кирилл Юрьевич Лавров, тогда молодой актер и недавний солдат войны, тоже стригся в "Первомайской" у этого Лени. И едва не женившийся на дочери Юрия Сергеевича, милейшей Кире (любил он это имя), футболист Андрей Биба делал здесь невысокую, но аккуратную укладку с пробором, возможно, даже бритым. Здесь я встречал и мужского закройщика Дубровского, шившего из трофейных еще отрезов всем киевским знаменитостям, и в том числе великому Протасову русской сцены - Михаилу Федоровичу Романову, тоже, кстати, Лениному клиенту.
По агитационным словам моей мамы, так и не увидевшей меня за свою долгую жизнь в брючной паре, "в костюмах Дубровского хотелось петь, танцевать, я знаю... купаться".
И всем, кто только ни ходил к нему, занятый западынец, так и не научившийся толком говорить ни на одном языке, советовал зайти для стрижки завтра с утра - "з утра". Так его и звали - Зутра. А другого - просто Леня. И стриг тот спокойно: виски и затылки на "нет" и везде ровно. У него были свои вечные клиенты с прическами, унаследованными от времен карточной системы, и, если он уезжал к родственникам в Корсунь за картошкой, они, понемногу обрастая, ждали его возвращения.
Моя мама, для которой стрижка была всю жизнь важным критерием оценки моих друзей и вообще человека, с детства отправляла меня к правильному Лене - и все было хорошо. Но как только, достигнув семнадцати лет, я пересел в кресло Зутра, у меня начались неприятности. Мне вспарывали узкие брюки дружинники, исключали из института и комсомола и даже упомянули в фельетоне под названием "Когда у бычков режутся зубы". Потом я стал стричься наголо - и проблемы с мамой и обществом разрешились. А пока я сидел у небольшого столика, заваленного старыми парикмахерскими журналами, ожидая своей очереди.
За окном на бывшей теперь улице Ленина, ранее Фундуклеевской, милиционеры загоняли на тротуар горожан, отпущенных с работы для встречи президента неожиданно ставшей опять дружественной нам Югославии. Люди радовались хорошей погоде, махали друг другу трехцветными флажками, ели мороженое и, улыбаясь, заглядывали к нам в окно. Среди них были совершенно не знакомые прехорошенькие киевлянки.
Смущаясь, я вытащил из рыхлой стопки потрепанный "Огонек" и стал его листать. На третьей странице обложки был как раз нарисованный Кукрыниксами маршал Тито - летящий по воздуху, видимо, на родину, с черным отпечатком сапога и надписью "made in USA" на заднице. Он имел неприятный вид и чем-то напоминал обычно изображаемого этими художниками генералиссимуса Франко. Правда, Франко всегда бывал с зазубренным окровавленным топором и в пилотке, а Тито - в маршальской фуражке, которая слетела.
- Клика Тито-Ранкович... Это старье надо выбросить, - сказал я, усаживаясь в кресло, - а то будут неприятности.
- У кого будут? - спросил Леня Зутра, повязывая меня салфеткой.
- У Тито.
- Он шутит? Он шутит, - успокоился мастер.
- Сейчас Тито поедет мимо. Увидит парикмахерскую. Захочет постричься - и увидит себя в таком виде, будет ему приятно?
- У тебя мысли, Юра! Кстати, как его фамилия? Тито?
- Тито.
- А Броз? Жены его фамилия Иованка Броз. Нина, салфетки!
- У него двойная фамилия - Иосиф Броз-Тито.
- Двойная, правильно, - вмешался другой Леня. - Тито-Ранкович его фамилия.
- Нет, Ранкович - это кто-то второй.
- Второй? - переспросил западынец, обдувая мой кок феном. - А не третий?
- Почему - "третий"? Броз, Тито, Ранкович - так вы считаете?
- Я считаю правильно. Клика - раз, Тито - два и Ранкович - три... Виски прямые? - Это мне. - Файно!
- Клика - это не фамилия, - отвлекся другой Леня. - Это учреждение.
- Подумать!.. Скажи мне правду, Юра. Ты учишься на физкультурника, у вас там говорят. - Зутра тревожно посмотрел через зеркало мне в глаза: - Для нас это очень плохо?
- Но это у них уже прошло, - опять вмешался другой Леня.
- Леня прав? А то он поедет мимо и не знаешь, что кричать... А жена, значит, все-таки Броз... Он ей не доверяет вторую фамилию. У них тоже не слава богу в семье...
- Красивая женщина, - сказал другой Леня, поднимая брови в знак одобрения выбора Тито. - Я видел последний журнал, там она в темных очках.
- Мне бы предложили такой ассортимент - я взял бы не хуже, ты меня знаешь. Кстати, у него мама!.. - Он одобрительно похлопал меня по плечу, снимая салфетку.
Мама действительно была красива, папа - обаятелен, друзья - верны, погода - солнечна, киевское "Динамо" - прекрасно, закройщик Дубровский - безупречен, времена - мирные. Кажется.
Р.S. Этот снимок не имеет отношения к рассказу, только ко времени. На нем изображен портной (мифическая фигура для автора), отрезы и зингер... Кто же тогда руководил страной? Не Хрущев ли?
