85 лет со дня рождения артиста Владислава Стржельчика
Андрей Толубеев, артист БДТ:
"Он был актер в полном, абсолютном смысле этого слова. Знаете, бывают люди, которые стали артистами, но могли бы и чем-то другим заниматься, - вот и я в свое время хотел быть врачом... Но Владислав Игнатьевич мог быть только актером и никем другим. Все, что он играл, было идеально. Стржельчик умел все: и петь, и танцевать... Он начинал как романтический актер, как герой-любовник, но Товстоногов разглядел в нем и трагическое, и драматическое дарования. И потому он давал ему все играть. И он все играл абсолютно одинаково замечательно. Вы вспомните Тетерева в "Мещанах" или роль в "Хануме". А ведь это абсолютно разные спектакли, жанры разные.
Сыграл ли он главную свою роль? Наверное, это был Соломон в пьесе Артура Миллера "Цена". А Сальери в пьесе Шеффер? Жаль, что этот спектакль Товстоногов поставил уже незадолго до своего ухода из жизни, и он недолго продержался в репертуаре. Там тоже у Владислава Игнатьевича получился прежде всего романтический образ. Знаете, есть у нас такой институт эталонов. Так вот там мог бы быть эталон актерского профессионального мастерства. Он принадлежал бы Стржельчику. Был ли он актером в жизни?,. Не больше, чем мы все. Он был удивительно добрым человеком. Не побоюсь сказать, самым добрым не только в БДТ, но и вообще в городе. Он не знал, что такое эгоизм".Людмила Шувалова, вдова Владислава Стржельчика:
"Многие говорят, что Владик был аристократом, человеком из прошлого, выделяют его манеры. Но он был абсолютно современным - простым, демократичным. Он очень любил людей. А его осанка, его фигура... Может быть, это даже шло из детства, когда он прислуживал в петербургском костеле (отец Владика был католиком) на Пасху, на Рождество. То есть уже тогда он был на виду, а потом, в театре, - тем более. Поэтому Владик очень следил за собой. Никакого аристократического происхождения у него не было. И верующим он тоже, насколько я понимаю, не был. Хотя это вопрос весьма интимный. Разумеется, отношение мужа к религии было крайне уважительным, и когда была Пасха или Рождество, мы всегда бывали в церкви...
Отношение Владика к друзьям, к коллегам было предельно человечным. Особенно он дружил, пожалуй, .лишь с Ефимом Копеляном. Жизнь тогда была совсем другая, все были моложе. Часто ходили в гости друг к другу, всякие праздники случались, дни рождения... Хобби никакого у Владика не было. Потому что он все время работал: спектакли, съемки, играл очень много, был председателем ленинградского отделения СТД. Но он очень любил дачу в Мартышкине, любил там порыбачить, сходить в лес за грибами. И всегда был в хорошем настроении. Всегда. Только когда не было ролей - он расстраивался. Это было самое страшное. И еще - если уезжать из Петербурга, которому он был предан. Детство Владик провел в центре, а потом дали от театра квартиру в районе парка Победы, и Владик мечтал вернуться в центр. Это удалось лишь в 1990 году, когда мы переехали на Петровскую набережную. Но, увы, там муж прожил всего пять лет. Ему было хорошо, он был доволен, что вернулся в "родные пенаты", но - лишь на пять лет. Может быть, что-то надломилось... 44 года и 8 месяцев мы прожили вместе, с 1950 года".
Игорь Старыгин, артист:
"Мне было тогда всего лишь 22 года. Одна из первых моих ролей в кино - Мики в "Адъютанте его превосходительства", одной из первых картин на нашем телевидении, где белогвардейцев показали как умных, непростых и уж совсем не глупых людей. Это многим не нравилось в Госкино, конечно. Но именно таким и был генерал Ковалевский Стржельчика. Очень жаль, что с Владиславом Игнатьевичем мне больше не довелось встретиться. Это был удивительно яркий человек, невероятно элегантный, подтянутый, энергичный. И на съемках он таким был всегда. А ведь это бесконечные переезды из Ленинграда в Москву, все эти ночи в "Стреле". И вдруг - роскошный запах, далеко не "Шипра" или чего-то вроде того. Эти замшевые и кожаные куртки, все по последней моде, хотя, разумеется, записным модником он не был. Всегда веселый, не без амурных разговоров с барышнями, он всех умел очаровать. С его прекрасной мощной фигурой, шевелюрой элегантно-волнистых волос. И это без всякого снобизма, без всякой гордыни. К Стржельчику отношение у всех было уважительное, и отношение на съемочной площадке - особенное.
Я никогда не был у Стржельчика дома, но не представляю его в "трениках" и шлепанцах - другое дело в стильном свитере, в халате, в кресле - элегантно-домашнего. Его же отношение к работе просто поражало. Если не было его сцен, он все равно был здесь. Ему говорили: попейте кофе, отдохните - он все равно не уходил. Речь у него тоже была особенная - это был и Малый театр, и в то же время современная речь. Тембр бархатный, дикция - выговаривать все до последней буквы. И потому это позволяло ему играть все - и Шекспира, и Шиллера, и современный репертуар. Он мог быть и королем, и герцогом, и героем Горького".
