Главная >> 5 >> 28

Виновата весна

8 Марта в этом году выпало на самый тяжелый день недели - понедельник. Мало того, что получилось сразу три выходных подряд, так еще вся предыдущая неделя прошла под знаком подготовки к женскому празднику. Мужики о чем-то шушукались в коридорах, явно подготавливая какую-то очередную веселую поздравительную пакость. Именно так Лида расценила прошлогоднюю стенгазету, где благодаря компьютерной графике дамскую половину конторы вывели на подиум почти в неглиже. Их физиономии, смонтированные с телами манекенщиц, в общем целом почти не диссонировали. Народ долго ржал, столпившись у стенда. Особое умиление у всех вызвала техничка тетя Валя, недавно отметившая семидесятилетие. Лида тогда с трудом отыскала себя в этом паноптикуме, а найдя, покраснела: не потому, что ее раздели больше других, а оттого, что задвинули в дальний ряд как мало кому интересную деталь.


С недавних пор она стала мучительно ощущать наступление возраста на пятки. Вроде бы, по всем меркам рановато. Но что-то в душе будто мумифицировалось и перестало вырабатывать некий гормон (скорее душевного, чем физиологического характера), который и делает женщину женщиной. Все в ее устоявшейся жизни было правильно, тихо, мирно: муж обожал, дети росли нормально. Но порой она чувствовала себя комнатой, в которой выключили свет. А полумрак всегда навевает грусть.


Вон Анна из соседнего отдела, несмотря на то, что старше на пять лет, "фейерверит", как театральная люстра - ярко, до боли в глазах. Во взглядах, которыми коллеги провожали ее по коридору, Лида замечала нескрываемое одобрение. Насколько далеко заходил этот интерес, можно было предположить по фингалу, который регулярно, раз в квартал, выставлял Анне муж, как говорится, парень от сохи, простой и резкий. При этом он ее безумно обожал, а она, замаскировав косметикой синеву, по-прежнему гордо влекла за собой шлейф духов, в которых мужики путались, как в паутине.


Или взять Аллочку из отдела кадров. Все, что в штанах, считало честью приложиться к ее ручке, приобнять за талию. Поигрывая глазами и звонким смехом-колокольчиком, она купалась в этих знаках внимания, как в омолаживающей ванне. Все знали, что "третий угол" в любовном треугольнике она нашла на стороне, вне родного коллектива, но это не мешало ей оставаться звездой местного масштаба, вечной темой для легких пересудов.


"Может быть, так и надо, а я - полное отклонение от нормы?" - этим вопросом Лида задалась, старательно накрывая стол для праздничного фуршета. Сколько себя помнила в этих стенах, столь ответственную миссию возлагали именно на нее. Пока другие флиртовали, травили анекдоты в курилке, предвкушая праздник, она стояла на "нарезке" и украшала бутерброды, которые орава коллег дружно лопала, отодвинув опять в дальний угол автора, как бесполое существо. На минуту оторвавшись от стола, пристально вгляделась в зеркало, отразившее пепельную волну волос, прямой и ясный взгляд. Ну, ведь не страхолюдина, а как будто клеймо носит. Когда-то ее будущий муж сказал, что таких, похожих на загадочную фею, до нее не встречал. Но, то ли он все загадки разгадал, то ли сумел закатать ключом, как маринованные помидоры, от других эту ее волшебность, но, прожив в браке почти пятнадцать лет, Лида никогда ни от кого больше не услышала даже намека на комплимент и симпатию.


В принципе, в этом она и не нуждалась. До сегодняшнего дня, когда солнце, влетев в форточку вместе с треньканьем синички, не задело внутри какую-то, почти заржавевшую, струну. Вдруг пронзительно остро захотелось почувствовать укол адреналина в сердце. То полузабытое волнение в крови, без которого все вокруг серо и скучно. Одна из ее до сих пор незамужних подруг (та самая, что и придумала тезис про "законсервированный помидор"), сказала ей как-то, что без состояния легкой влюбленности женщина превращается в засушенный фрукт, что именно ощущение флирта и интереса к тебе кого-то, с кем судьба, может, и не заведет никуда, ни в какие запретные "параллельные" миры, дарит ощущение жизни. Лида в общем-то, не ханжа, но тогда восприняла это как крамолу: да как она мужу взглянет в глаза после такого?


"Ты уникальный экземпляр для кунсткамеры, тебя в зоопарке нужно демонстрировать", - констатировала та со снисходительной грустью и принялась делиться подробностями завязывающегося романа, где главная проблема была не в женатом объекте, а в ключах от квартиры, где с этим объектом можно встретиться.


Подобный вариант Лида даже примерять на себя не стала бы. Ощущение вины и воровства, а еще предательства ее бы свело в могилу. А Олечка, заметив ее испуганный взгляд, только хихикнула: "Не будь я крестной твоего старшенького, точно бы решила, что ты монашка".


...Оголодавшая толпа, ввалившаяся в кабинет на празднование, прервала ее мысли. Рассадив "девочек" и "мальчиков" поочередно (сам умостился возле Анны), начальник что-то выспренно произнес. После этого мужики дружно пропели частушки, где на каждую присутствующую пришлось по куплету. Лиду почему-то прорифмовали с МИДом (это же надо, ничего умнее министерства внутренних дел придумать не могли, стихоплеты несчастные), явно подразумевая ее дипломатически стерильные отношения со всем миром и особенно сильным полом. Других рифмовали куда раскованнее.


Потупив глаза, она будто со стороны вслушивалась в этот шум, ощущая себя сухой галькой на берегу моря, где остальные плещутся в волнах вольными рыбками. А когда подняла глаза, увидела напротив совершенно чужого человека, серьезно и внимательно присматривающегося к ней. Гость (как выяснилось позже, зашел ненадолго к другу и попал, как говорится, с корабля на бал) то ли не знал устоявшегося мнения насчет нее, то ли сумел разглядеть в ней что-то, что другим не открылось. А может, просто его случайно понесло на волне совсем не к тому берегу, но реплика за репликой, взгляд за взглядом он все наводил и наводил "мосточки" через стол. Было в этом что-то от извечной игры, финал которой известен еще с Ветхого Завета. Сама не зная почему, Лида втянулась в действо, где недосказанность говорит больше, чем слова, где улыбка дороже, чем прикосновение.


Она даже не заметила, когда этот чужой человек в перерыве курительной паузы вдруг оказался рядом, придвинув свой стул к ее колену. Просто во время очередного тоста "за дам" она почувствовала его руку у своей. Все остальные дружно выпили, гаркнули что-то мажорное, а они продолжали держать пластиковые стаканчики, "соприкасаясь рукавами" и не смея прервать эту застывшую паузу.


"Атмосфера была накалена так, что ею можно было гладить брюки", - всплыла в памяти у Лиды фраза из давно прочитанной книжки. Воздух почти обжигал дыхание от чего-то тревожного и тревожащего, что она успела позабыть в сутолоке дней. Они о чем-то говорили, приблизив лица, чтобы быть услышанными в галдеже, неминуемом после третьей рюмки. Кажется, он читал стихи. Кажется, она что-то доказывала ему о смысле жизни и вечных истинах, думая в этот миг совсем о другом. О том, что всякий раз, когда его губы почти касаются ее уха, она тихонько тает, как сугроб под весенним солнышком - обреченно необратимо.


В туалете, куда она вышла, чтобы поправить макияж, разгоряченная и светящаяся, Анна подмигнула с пониманием: "Ну что, очнулась, спящая красавица? Какого мужика закадрила, а все тихоней прикидывается". Анечка уплыла, унося облако духов, а она умылась холодной водой, будто сбивая температуру. В зеркале, на котором губной помадой кто-то вывел восьмерку из двух сердечек, отражалась молодая женщина с горящими глазами и неуловимой улыбкой на губах, непонятной и таинственной как у Джоконды.


"Это не я", - сделала вывод Лида, и нервно вопросила: "А кто же тогда?" Мелькнувший тенью за плечом ангел-хранитель (пригрезится же такое, пить надо меньше), грустно покачал головой. В то время как нечто с рожками за другим плечом радостно потерло лапки и скабрезно подмигнуло. Плеснув из ладошки в этот бред, она вышла. Странно, но в реальность ее вернула не ехидная реплика коллеги, а букет цветов в руках нового знакомого, уже одетого и готового проводить ее хоть на край света.Он явно не собирался вручать его никому (ей в том числе), тщательно упакованный в целлофан пакет, с торчащими наружу стеблями колючих роз. По той простой причине, что... приберег его для жены. Лида поняла это сразу, заметив сверкнувшее на пальце мужчины золотой змейкой кольцо.


Очнулась мгновенно, как если бы за шиворот свалилась холодная сосулька. Слушая, как, подначивая, благословляют ее коллеги на дорожку, Лида почти разозлилась. Именно злость помогла ей уверенно взять под руку попутчика и с вызовом спуститься вниз по лестнице прямехонько к такси, которое заблаговременно вызвал новоявленный ухажер. Отмеряя последние шаги к транспорту, который должен был увезти их вместе в другую жизнь, не навсегда, так - на временный эпизод (с ключами от чужой квартиры или номером в гостинице, где Лида почувствовала бы себя сразу партизанкой, застуканной во вражеском окопе), она, как в замедленном кино, просмотрела кадры-последствия всей этой внезапной интрижки. Да, с выбросом адреналина в кровь, с яркой вспышкой эмоций вначале... А дальше что? И какую роль отвести в этом кино Генке, супругу то есть?


Ошалевший от ее прощального "пока", явно настроенный на совсем иное "продолжение банкета", сосед по вечеринке, красивый, явно не глупый мужик, какое-то время торопливо шел за ней, в чем-то убеждая на ходу. Кажется в том, что она удивительная и неповторимая. Мартовский воздух, еще холодный, но уже пронизанный особым предвкушением весны, провоцировал на что-то, что выходило за рамки обычного и дозволенного. К примеру, убежать за поворот, полетать над крышами или хотя бы просто побродить по ним, пугая зазевавшихся котов. То же самое бродило и в этом чужом человеке, что, сделав шаг "вне расписания", потопает домой, бережно держа букет для своей половины и придумывая сто оправданий опозданию. "Он будет искренен и сейчас, и потом", - думала Лида, торопливо стуча каблучками по асфальту. Будто от себя пыталась убежать.


Это, наверное, было так смешно наблюдать за ними со стороны. По крайней мере, молодая парочка, целующаяся на скамейке в сквере, оторвавшись от основного занятия, разразилась откровенным хохотом. После хохота он и сошел с дистанции, наверное, на чем свет костеря эту "дуру". Лида специально подогревала в себе "негатив", чтобы избавиться даже от мысли о том, во что только что чуть не встряла. Где-то через квартал ее тоже пробило на почти истерический смех. Но странное ощущение того, что она, будто льдина на реке по весне, сдвинулась с места и поплыла, не оставило даже, когда пришла домой. Там было тихо и темно, по-видимому, муж тоже отмечал на работе праздник, дети - загулялись, с той лишь разницей, что в ней самой "включили свет".


Отражение в зеркале польстило, отметив, что огонек в глазах не угас. Чертенок за плечом, повертев пальцем у рожка, отвернулся. Ангел-хранитель в белом качнул головой одобрительно, но почему-то с некоей грустью. Она врубила во всех комнатах иллюминацию и бурно взялась за приготовление ужина, улыбаясь неизвестно чему. Может, яркому ощущению того, что она живая. Может, предвкушая, как после прихода мужа, просто так, устроит ему маленькую сценку, предварительно отметив помадой воротник рубашки. Как тот будет ошарашенно оправдываться. Он ведь такой же чудак из породы однолюбов, как и она. Потом они помирятся, и, может быть, даже она расскажет ему о сегодняшнем полусумасшедшем дне. Чтобы чуть-чуть подразнить, вернуть остроту ощущений, которые с годами притупились. Но это ведь совсем не означает, что они умерли. Просто заснули, как в зимней спячке. Спасибо весне, что смогла растормошить их. Спасибо этому чужому человеку, напомнившему ей, что она женщина.


...Муж пришел через полчаса. Слегка веселенький, уже помеченный чьей-то помадой, тараща на нее искренне преданные глаза. Букет в его руках был как две капли воды похож на тот, который так охранял от посягательств ее несостоявшийся кавалер. "Меня царицей искушали, а я не поддался", - хмыкнув, вспомнила она Ивана Васильевича из любимой комедии Гайдая. Для приличия устроила легкий нагоняй, с вполне соответствующими ситуации упреками. Потом отпаивала его на кухне чаем, думая о том, как они вместе проведут настоящий день 8 Марта (сегодняшняя производственная "репетиция" - не в счет), и невольно прислушиваясь к тому, как в окно ломится вероломно весна. Всего лишь 36-я в ее жизни...