58-й Авиньонский фестиваль вопреки опасениям (причем небезосновательным) открылся и идет полным ходом, но признаки революционной ситуации время от времени все же дают о себе знать из-за бастующих актеров, прошлым летом фестиваль сорвавших.
БАСТУЮТ ГРУППАМИ И ПООДИНОЧКЕ
Все вроде бы как всегда. Как привыкли. Над Провансом безоблачное небо. На улицах едва успеваешь уворачиваться от надоедливых зазывал, затаскивающих тебя на спектакли офф-программы. На площади Часов не протолкнуться - тут каждый пятый жонглирует, а каждый седьмой поет песню, стоя на голове. Если потерялся, спросить дорогу не у кого, все такие же, как и ты, - приезжие (нормальный авиньонец на месяц шумного сумасшествия, называемого фестивалем, спешит убежать из города куда подальше). Театральная жизнь бьет ключом, но в воздухе разлито беспокойство. Противостояние власти и актерских профсоюзов (при полной поддержке последних вечно левой французской интеллигенцией) продолжается. Драйва у забастовщиков явно поменьше, чем в прошлом году, но сдаваться они не собираются и акцию свою провести уже успели. Прошли по центральной улице города La Repoublique к площади Папского дворца, по дороге разыгрывая комические сценки, обличающие власти предержащие. Сценки были так себе. Даже по меркам уличных скетчей.
Подобно террористам действуют бастующие не только группами, но и поодиночке. Выходишь со спектакля и видишь вдруг молодую особу, приковавшую себя наручником к металлическому ограждению и неистово орущую что-то явно антиправительственное. Вокруг особы человек восемь зевак. В нескольких шагах вокруг уличных музыкантов раз в десять поболее. Революции (к тому же скверно поставленной) тут пока предпочитают праздник.Хорошо бы не передумали.
НЕМЕЦКИЙ СЕЗОН
Руководство фестиваля поменялось еще в прошлом году, но поскольку именно в прошлом году он впервые за всю историю своего существования был сорван, нынешний стал для преемников Бернара Фервра-Д'Орсье фактически первым. Д'Орсье, заметим, навсегда войдет в историю не только французского, но и нашего театра - именно с его легкой руки во второй половине 90-х в Авиньоне состоялись два триумфальных русских сезона. Новые руководители фестиваля Гортензия Аршамбо и- Венсан Бодриер сделали в этом году ставку на Германию. Возразить тут нечего. Они выбрали театр, переживающий сейчас подлинный расцвет. Соавтором программы от "профильной" страны стал деятельный и вездесущий руководитель берлинского "Шаубюне" Томас Остермайер. Он же, по замыслу устроителей, стал и главным героем фестиваля. Программа включает сразу четыре его постановки. Прочие спектакли подобраны по принципу соответствия и противопоставления им. Программа представляет фактически всех главных фигур сегодняшнего немецкоязычного театра - Саша Вальц, Рене Поллеш, Франк Касторф, Кристоф Марталер, ставивший в "Шаубюне" бельгиец Люк Персиваль.
То, что немецкий сезон проходит во Франции в те дни, когда ее театральная система начала давать явные сбои, предлагает вниманию любого критика как минимум один интересный сюжет. Дело в том, что немецкий театр не просто не похож на французский. Он на него решительно и во всем не похож. В том числе в своих организационных принципах. Как и в России, немецкая театральная система зиждется на репертуарных или стационарных театрах. Здесь сделана ставка на долгую работу режиссера с командой артистов. Во Франции система репертуарных театров отсутствует, а подавляющее большинство артистов - вольные стрелки. Как следствие здесь чрезвычайно, как ни в одной другой стране, сильны актерские профсоюзы. Права своих членов они защищают насмерть. Тут строго подсчитывают количество выученных артистом слов и высчитывают в зависимости от этого его ставку за спектакль. Тут любая репетиция сверх нормы и любой не прописанный в договоре гвоздь, который надо вбить в стенку, может стать предметом длительных препирательств. Фокус заключается в том, что стать членом профсоюза до смешного просто.
ТРАГЕДИЯ ОБЕРНУЛАСЬ КОМЕДИЕЙ
С сезонными работниками сцены низшего звена и вовсе комедия (не замедлившая в прошлом году обернуться трагедией). Эти рабочие сцены и артисты на роли третьих подползающих работают только во время летних фестивалей - чуть больше двух месяцев в году. Дальше их трудовая деятельность заканчивается, и начинается жизнь на пособие, практически равное деньгам, получаемым в недолгие месяцы работы. Представьте себе: мы с вами в подавляющем большинстве одиннадцать месяцев трудимся, а один отдыхаем, а сезонные работники два посвящают себя Мельпомене, а остальные думают о смысле жизни. И вот правительство попыталось изменить эту пропорцию. То есть предложило работать чуть-чуть побольше, а получать пособие чуть-чуть поменьше. Но тут началось такое...
То, что Авиньон в этом году не сорван, на самом деле не свидетельствует о том, что проблема решена. Просто провести фестивали было для французских властей делом чести. К тому же потери - и моральные, и материальные - от отмены любого из них огромны (материальные исчисляются миллионами). По словам Венсана Бодриера, в своих переговорах с бастующими дирекция фестиваля использовала те же доводы и методы, которыми пользуется Остермайер во время переговоров с недовольными артистами в своем "Шаубюне". Верится в это с трудом. У немцев профсоюзы тоже сильны, но уважение к трудягам и неуважение к лентяям тут еще сильнее.
Помнится, после первого русского сезона 1997 года артисты московского ТЮЗа попытались перенять опыт своих французских коллег и тоже начали подсчитывать количество произнесенных на сцене слов. Ничегошеньки у них, понятное дело, не вышло, но нервы Каме Гинкасу и Генриетте Яновской они попортили изрядно. Немецкие профи, будем надеяться, окажутся устойчивы к лозунгам французских борцов за права бездельников.
О спектаклях фестиваля читайте в ближайших номерах газеты "Известия".
