Анатолию Васильеву нравятся снимки, неправильно снятые и неправильно напечатанные
В "Школе драматического искусства" на Сретенке второй год подряд весной проходит выставка фотографий Анатолия Васильева под названием "Фотолюбитель".
Анатолия Васильева знают все театралы, и думаю, не только они. Знаменитый (а для многих - культовый, гениальный) режиссер. Театральный теоретик и практик-революционер. Был в ГИТИСе любимым учеником А.Д.Попова и М.О.Кнебель, сегодня - сам известный педагог. Его часто приглашают на встречи и мастер-классы театральные актерские школы других стран. Пару лет назад специально под него открыли режиссерскую школу в Лионе. Вместе с О.Ефремовым А.Васильев - автор легендарного "Соло для часов с боем" с последними великими "стариками" МХАТа. В конце 70-х годов вместе с Б.Морозовым и И.Райхельгаузом он совершает эстетический прорыв в стенах Театра им. Станиславского, ставит там "Взрослую дочь молодого человека" В.Славкина и первый вариант "Вассы Железновой" М.Горького. В середине 80-х годов он же - автор "Серсо", с которым объездит весь мир и на весь мир прославится. (С тех пор Васильев и его актеры - непременные гости всех мало-мальски значимых международных театральных фестивалей.) В 90-х он - руководитель созданной им "Школы драматического искусства", создатель таких спектаклей, как "Плач Иеремии", "Моцарт и Сальери", "Медея. Материал", "Из путешествия Онегина", "23-я песнь из "Илиады"" и других. И он же, вместе со своим художником Игорем Поповым, один из авторов уникального архитектурного проекта, воплощенного на Сретенке, - нового здания "Школы", ставшей членом международной организации "Театр Европы".
В общем, о Васильеве знают все. Но не все.
Есть у него тайное занятие, в котором он выражает себя не менее полно, чем в режиссуре, но о котором его поклонники до недавнего времени не подозревали. Васильев фотографирует. И делает это замечательно. И любит это самозабвенно. Хотя настаивает на том, что в фотографии он не профессионал, а любитель. "Не требую взаимности, не требую, чтобы мои фотографии любили. Я иногда думаю, что отсутствие амбиций - это ужасно хорошо. Потому что, если б я в театре не имел амбиций, то был бы счастливым человеком". Правда, стаж у этого "фотолюбителя" - более полувека. Свой первый фотоаппарат, подаренный мамой, Васильев взял в руки в 11 лет. С тех пор учился снимать не теоретически, а практически. Самостоятельно и на ходу. Но, говорят, в этом деле так и надо: щелкать и щелкать, до всего доходить своим умом, нюхом чуять.
Когда-то в детстве Васильев хотел стать кинорежиссером. Его тетка работала в кинодокументалистике. И одно из ярких детских воспоминаний - квадратики пленки, брошенной на пол. Вырезанные монтажером лишние кадрики, и они же - запечатленные мгновения времени, чьей-то жизни. Кинорежиссером Васильев так и не стал, но стал (по первой профессии, еще до театральной режиссуры) химиком-органиком. А через фотографию мечта и реальность как-то увязались и ужились рядом. Он очень серьезно "химичил" над проявкой и печатанием негативов. И без дураков пытался "прочитать мир через негатив".
"Пейзаж. Архитектура. Театр". Таков подзаголовок названия и содержания фотовыставки. "Я люблю объекты безлюдные <...> Я люблю невзрачные объекты, превращенные в художественные <...> Мне нравится неправильно снятое и неправильно напечатанное". Вот, собственно, и нащупано кредо. Но это всего несколько фраз, выдернутых из интервью Васильева З.Абдулаевой, которое напечатано в каталоге, а сколько еще в этой беседе театрального режиссера и кинокритика затронуто интересных тем об искусстве, о жизни, о профессионализме и о любительстве...
Он часто снимает в путешествиях. Одни пишут путевые очерки, другие торопятся занести в блокнот названия незнакомых улиц и живописных полотен в чужестранных музеях. Васильев ловит сгущение воздуха, дуновение ветра, рябь на воде. В его пейзажах человек всегда является частью целого, одной из деталей этой живой декорации. Человек, случайно заглянувший в кадр, повернувшийся спиной к фотографу, уходящий и убегающий или застывший на краю обрыва. В его фотографиях всегда схвачено настроение, в них чудятся запахи и слышатся звуки. Фотографии эти можно "продолжить" и в прошлое, и в настоящее, подобно "легенде" героя, которую прежде, в психологическом театре, сочиняли, работая над ролью, старые актеры-мастера...
Васильев часто, скажем, снимает Рим и Венецию,
Афон и Дельфы, но никогда не фотографирует Москву. Любит оставаться в ней просто прохожим. Не понимает, "как можно остановить на негативе объекты города, в котором живешь", который так страстно когда-то любил.
Он часто снимает свои спектакли, и никто не делает этого лучше. На фотографиях Васильева спектакли Васильева будто досказываются или доигрываются. А иногда благодаря неожиданному ракурсу или крупному плану вдруг видишь в них то, что совершенно прошляпил, сидя в зале.
Васильев часто снимает свой театр на Сретенке, свой дом, похожий на корабль. И корабль плывет на его фотографиях, а дом сквозь стеклянный купол всегда заливает солнце. Так задуман дом. Так должно быть в театре, в действительности.
И все-таки он профессионал или любитель? Бессмысленный и схоластический спор. Профессионал - черно-белое изображение предпочитает цветному. И любитель - снимает только себе в удовольствие ("Я люблю то, что общелкиваю"). Любитель - никогда не ставит и "не предполагает" кадр. И профессионал - способен поймать потрясающего изящества мгновения. Любитель, ибо съемка для него не самоцель, а средство запечатления ("Иначе я не могу запомнить время"). И профессионал - судя по тому, как четко формулирует разницу цветного и черно-белого кадра: пленка черно-белая "обещает скульптуру", а цветная - "станковая живопись". "Пространство и время застывают на плоскости в цвете и застывают в объеме, если пленка черно-белая". На фотовыставке Васильева цвет все-таки присутствует, но странный, будто вирированный. А выпечатанные на настоящий холст, его фотографии напоминают то причудливые гобелены, то живопись маслом.
В фотографиях Васильева почти никогда нет личных сюжетов. Но каждая фотография расскажет об авторе немало личного.
В своих фотографиях Васильев не профессионал и не любитель. Он - во-первых и в-последних - режиссер. С дьявольской интуицией. Изумительным эстетским чувством стиля и композиции. С собственным - безумно субъективным и безумно завораживающим - взглядом на мир. По-моему, всякий раз, щелкая затвором, а потом "химича" над проявлением "неправильно снятого", он ставит на фотобумаге еще один свой спектакль.