Любил-любил - и погубил...
Прошлый театральный сезон критики назвали годом литовского режиссера Эймунтаса Някрошюса. А в середине нынешнего, в декабре, заметным событием стал показ в рамках театрального фестиваля "Сезон Станиславского" мировой премьеры спектакля "Песнь песней" (по библейским мотивам) вильнюсского театра "Мено Фортас" в режиссуре Някрошюса. Не меньшим ажиотажем также сопровождался показ известного спектакля "Вишневый сад". Для этого проекта были собраны лучшие актерские силы Москвы: Людмила Максакова (Раневская), Евгений Миронов (Лопахин), Владимир Ильин (Гаев), Инга Стрелкова-Оболдина (Варя), Алексей Петренко (Фирс), Игорь Гордин (Петя).
В последней своей версии спектакль "Вишневый сад" идет 5 часов вместо 6. Несмотря на это видимое "облегчение", спектакль сохранил свое уникальное качество одновременно "и восхитить и вымотать", как точно писали критики. Кто видел - тот знает, как могут держать в напряжении неразгаданные загадки. Надо смотреть не меньше двух раз. Во второй раз более пристально следишь за теми персонажами, которые полюбились, но не раскрылись так быстро, как обычно в театре: один раз - и до донышка. Только со второго раза снимаешь второй слой смысла и более полно оцениваешь самое ценное: пластическую, музыкальную и звуковую партитуру этого многослойного спектакля.
Не сразу и поймешь смысл пантомимы, разыгранной в самом начале Фирсом. Он чистит пальто к приезду Раневской (завязка драмы), видит отделившийся от пальто пояс и начинает бить его палкой, словно ядовитую змею. Он слишком стар? Он так сильно предан семье, что видит даже несуществующих врагов? Можно сказать, что завязка пластической драмы уже состоялась.Дальше - все толпятся в ожидании приезда Раневской, и тут от группы отделяется Варя, разыгрывая странную пантомиму. Она кружится и бьет полотенцем по земле, словно пытаясь уничтожить незримых врагов. Уж не тех ли ползучих гадов она истребляет, что и древний Фирс? Дальше драматическое действие катится как по рельсам: приезд Раневской, встреча с будущим злодеем (или ангелом-хранителем в облике палача?), встреча матери со своими дочерьми, с домом, как с живым существом, хранящим воспоминания, населенном духами умерших родственников. И вот Раневская возлежит на кушетке, которую сама же и притащила на авансцену, словно путешественник свой чемодан на колесиках. Она радуется родным стенам своей детской. Потом встречающие понесут эту кушетку, как носилки, из детской дальше... "Только не вперед ногами", - пошутит кто-то. И радостный тон встречи перебьет нота ожидания трагической развязки. Позже Раневская привстанет со своего шуточного смертного одра, восклицая: "Белое деревце склонилось - похоже на женщину!" Это в глубине сцены Аня обернулась белым вишневым деревцем, трепещет на ветру, подняв вверх руки-ветки: то ли мираж Раневской, то ли настоящая истерика впечатлительной, доведенной до отчаяния девушки. Позже не только Аня, но и Варя, словно поддавшись психозу, обернутся двумя деревцами и станут бить руками-ветками на ветру, беззащитные и обезоруживающе красивые. Будут тянуться руками к птицам, чей щебет и крики наполняют весь спектакль. Будут клониться от ветра в ожидании неминуемого топора нового владельца вишневого сада, Лопахина, который любил-любил, да и погубил все их семейство.
Но ведь был же выход. В одной из сцен кто-то безуспешно пытается развести костер, и Лопахин в отчаянии начинает высекать искру двумя камнями, как первобытный человек. Ну чем не Прометей? Его дерзкая находчивость восхищает. Ближе к финалу, когда наступает развязка драмы, Лопахин выдохнет-прошипит в ухо Раневской: "Вишневый сад теперь мо-о-й..." Выдохнет с такой страстью, как Ромео и Яго одновременно. Вытрет ей слезы платком, а она запихнет его в рот, чтобы не раскричаться от боли. Вместо нее закричат ласточки, да так, что сердце того гляди выпрыгнет из груди. Руки тянутся прикрыть уши от резких звуков.
В этом спектакле нет морализаторских оценок - этот хороший, а тот плохой, за этим будущее, у тех его нет. Здесь ни у кого нет будущего. Тут все попадают под влияние Рока, все погибнут под его жерновами. Это - спектакль о гибели цивилизации. И уже все равно, какого происхождения агрессия: топор лесоруба, буря или искра огня.
...Лопахин стоит на авансцене, прощается с отъезжающими, которые на самом деле готовятся взойти на языческий погребальный костер. Причем именно все, включая и ловкача Симеонова - Пищика, и высокомерного лакея Яшу, всех-всех. Милая Шарлотта, жесткая, как жизненная необходимость, пригласит и Лопахина туда же, проводит под локоток. Гул огромного пожарища звучит очень внятно. Уцелеет только Фирс как память исчезнувшей нации. Почему? Значит, это кому-нибудь нужно. Может быть, тому, кто и заварил всю эту кашу, именуемую цивилизацией.
