Фамилию Михаила Щепенко читатели, внимательно следящие за театральной жизнью в столице, помнят еще по семидесятым годам. Тогда его Театр на Чеховской, открывшийся где-то в году 1974-м, был чрезвычайно популярен, а на спектакль "Чайка по имени Джонатан Ливингстон" попасть было просто невозможно. То время в своем творчестве Михаил Григорьевич определил как время социального протеста. Говорить о каких-то вещах во всеуслышание или в печати было невозможно, а вот театр, как ему казалось, позволял если и не словом, то интонацией, жестами, по крайней мере, намекнуть на то, что всех в стране волновало и возмущало.
И ТУТ вот что важно. Как говорит сам режиссер, для него никогда искусство не существовало как искусство. Само по себе. Это было средство для выражения определенных идей, важных и для него, как он считал, и для общества.
- Искусство - это лишь язык для выражения наших мыслей, идей и эмоций, - сказал он во время беседы.
- Но, как известно, так думают далеко не все, - возразил я ему.
- К сожалению, да. Более того, мысль о служении искусству и только искусству среди творческих людей преобладает. Ромен Роллан еще говорил, что искусство, мол, не нравственно и не безнравственно. Оно как солнце - светит и все.
- Однако у нас в России художник призван служить своим искусством народу, своей стране. В этом заключается его гражданский долг.
- Это действительно так. Для нас искусство было и остается средством отстаивания определенных идей.
- И какого рода эти идеи?
- Я понял, что без Бога в душе я да и театр, которым я руковожу, дальше развиваться не сможем.
- То есть вы пришли к православию?
- Не сразу... Мы пошли, я бы сказал, по традиционному для русской интеллигенции пути поисков окружных путей - увлечению восточными учениями. "Чайка по имени Джонатан Ливингстон" - это своеобразный спектакль-манифест, отвечающий в моем понимании восточным учениям. Спектакль пользовался большим успехом. Кто только не приходил к нам на "Чайку..." - экстрасенсы, колдуны, гадалки, члены какого-то клуба "Космос", буддисты с Цейлона... Нам говорили, что мы в энергетическом потоке...
- Был поток?
- Безусловно. Всякий спектакль - это особый мир, особая атмосфера. В зависимости от того, какой идет спектакль, весь театр преобразуется, наполняется особой энергетикой, которую ощущают и зрители, и, кажется, даже стены театрального здания.
- Все так прекрасно шло, а вы что же?
- Нам не хотелось расставаться с этим спектаклем. Но, знаете, стало казаться, что в нем наряду с хорошей чистой атмосферой, выстроенностью, красивостью, хорошей сыгранностью есть некая холодность, за которой - пустота. И это нас стало тревожить. Мы поняли, что эта пустота - от увлечения Востоком и его учениями. Стало ясно, что мы нашли свою правду не там. А то, что нашли, не может быть нашим. В православии это называется состоянием прелести, то есть лести, лжи в превосходной степени. Мы как бы споткнулись о самую утонченную ложь.
- Емелька Пугачев распространял прелестные письма...
- Мы отказались от своей "Чайки...", хотя по сей день многие зрители просят нас вернуться к той постановке.
- Хорошо, а теперь как же?
- Теперь мы уже давно полностью на позициях православной церкви, хотя совмещать театральное творчество со служением Богу сложно, ведь не зря таким сложным было отношение церкви к театру.
- Ваш коллектив со времени показа тех первых спектаклей сохранился полностью?
- Есть костяк, который сохранился. А иных уже нет. Например, вместе со мной и моей женой, директором, режиссером и актрисой Тамарой Басниной, двадцать пять лет работал прекрасный актер Сергей Михайлович Прищеп. К сожалению, в сорок пять лет он умер. Мы трое и были у основания театра. Есть у нас актеры, которые играют по четверть века с нами, другие поменьше.
- А с помещением у вас как обстояли дела?
- Когда мы стали московским театром русской драмы "Камерная сцена", профессиональным театром, в 1987 году Таганский район приютил нас на улице Земляной Вал.
- Тоже ведь не очень большое здание.
- Да. И нам пришлось вложить немало своих сил для приведения его в театральный вид.
- А соседство Театра на Таганке на вас не давит?
- У нас пути разные, театры разные и зритель разный. Нам не привыкать к громким соседям, мы и на улице Чехова были рядом с театром Ленинского комсомола. И ничего...
- Михаил Григорьевич, на вашей сцене идут спектакли, поставленные по классическим пьесам, - "Женитьба" Гоголя, "Царь Федор Иоаннович" Алексея Толстого, вы инсценировали "Куликово поле" Ивана Шмелева, вы ставили и произведения современных авторов - "Уравнение с двумя неизвестными" Марии Арбатовой, "Фантазии Фарятьева" Аллы Соколовой, "Ангел скорбное понимание" Виталия Москаленко. Это обычная светская драматургия...
- Для нас важно, чтобы любой верующий человек, пришедший к нам, не подвергал бы свои нравственные христианские устои каким-то оскорбительным для его души испытаниям.
- Сегодня церковь не так категорична в отношении театра...
- Да, конечно. Но тут возникла другая опасность: после атеистического безвременья многим близость к церкви стала не то что выгодна, но удобна. Ибо быть верующим - для некоторых творцов стало и состоянием гражданской надежности. Отсюда и обычные спекуляции, как раньше говорили, на теме. Вот были мы, например, на первом православном театральном фестивале в Кемерове. Он проходил под крылом епархии, архиепископа Софрония, при патронате Амана Тулеева. Прошел фестиваль, в общем, на высоком уровне, и это хорошо. Вот только что там было православного, большой вопрос.
- Но возможна и другая крайность. Это когда кто-то пытается подменить церковь.
- Действительно, некоторые считают, что если театр православный, то там должны непременно молиться, креститься, петь молитвы... Отнюдь. Это - откровенная профанация. Театральное - искусство светское. Но, как говорил Николай Васильевич Гоголь: я хотел бы писать о любой безделице, но, прочитав написанное мной, человек захотел бы прийти к Богу.
- Ваш, можно даже сказать основной, зритель - дети?
- Почти половина нашего репертуара предназначена для детей. Но у нас есть спектакли, над которыми и взрослым надо немало думать, и для детей они доступны. Такая вот странная их оценка. Например, "Муромское чудо" - на основе сказания о муромском князе Петре и его жене Февронии. Почти сказка. А на самом деле - размышления о семье как основе нашей социальной крепости.
- Театр с такими высокими требованиями к себе должен обладать соответствующими актерами. Кто играет в вашем театре?
- У нас нет актеров, воспитанных нашими столичными вузами. Для них основная цель после окончания института - повыгоднее продаться. И очень редко кто думает о творчестве. А нам нужны актеры, что называется, нашей группы крови - наших убеждений. И это не просто слова. Модель нашего театра - это театр-семья, своеобразный театр-община, театр очень близких людей.
- Но единомышленники должны быть прежде всего профессионалами. А где их взять?
- Мы их сами готовим. Я и Тамара Сергеевна работаем в театральном институте в Ярославле, где я являюсь доцентом кафедры актерского мастерства. Мы подготовили уже два актерских выпуска.
- И какие требования вы предъявляете к ним?
- Пытаемся делать все для того, чтобы актер был не просто актером для себя, а был бы еще и человеком, служащим общественной идее.
- Вам это удается? Нынешние театр, телевидение только тем и заняты, что стараются держать потребителя их продукции на уровне проблем ниже пояса. И актеры в этом неблагородном деле - первые помощники. А ваши актеры, видите ли, об общественных делах думают...
- Помните, есть такая притча, в которой говорится о том, что, как-то гуляя с учениками, знаменитый философ встретил гулящую даму. И та, будучи явно человеком неглупым, сказала этому философу: "Вот вы, учитель, говорите все о высоком, правильном и мудром, а стоит мне поманить за собой любого из ваших учеников - и он тут же оставит вас". "Ты права, - ответил ей философ, - вот только ты его поведешь вниз, а я его поведу вверх".
Так вот сейчас искусство, в большой степени потакая зрителю и слушателю, ведет его вниз. Мы же стараемся тащить его вверх.
- Кстати, а церковь вас как-то поддерживает?
- Нас поддерживает Патриарх Алексий, и очень активно.
- Традиционный вопрос о планах...
- Ближайшая наша премьера - спектакль "По самому по краю". Это цитата из Владимира Высоцкого. Дело в том, что лет десять назад мы столкнулись в своем театре с очень и очень больной проблемой - проблемой алкоголизма. Пришлось обратиться к отцу Алексею Бабурину, что служит в селе Ромашково в храме Святителя Николая. А у него - община трезвости. Сам-то он врач-нарколог по светской специальности. Мы к этой общине стали приобщать наших актеров. Суть этой общины - в изменении образа жизни. Человек, оказавшийся на краю жизни, понимает, что он стоит перед выбором: или - или. Человек, осмысливший этот момент, как бы созревает для пути к Богу. Многие меняют образ жизни. Дают обет трезвости. Воцерковляются. Многие исцеляются. Есть такие и среди наших. Мы стараемся поддерживать их всячески. Мы с Тамарой Сергеевной тоже дали обет трезвости. Необходимости в этом не было. Но - для поддержки людей. А сейчас на эту тему мы создали спектакль. В нем принимают участие не только актеры, но и бывшие алкоголики, преодолевшие эту страсть. Пьесу написал я, приняла участие в ее создании и моя дочь Юлия.
...Да, театр русской драмы "Камерная сцена" - это негромкий, спокойный коллектив, на спектакли которого надо ходить семьей. И не только на детские спектакли. Этот театр чист душой. Потому что чисты душой люди, творящие в нем великое театральное искусство.
***
Так вот сейчас искусство, в большой степени потакая зрителю и слушателю, ведет его вниз. Мы же стараемся тащить его вверх.
