Театральный фестиваль "Сезон Станиславского", который проводит Фонд К.С.Станиславского, стартовал 22 октября и продлится в декабре, ровно полтора месяца. Первые три фестивальные недели преподнесли зрителю знакомство с болгарским режиссером Явором Гырдевым, показавшим спектакль "Человек-подушка" М.Макдоны (Драматический театр имени Стояна Бычварова, Варна), и вторичную возможность увидеть в Москве постановку Дмитрия Чернякова "Двойное непостоянство" П.Мариво (театр "Глобус", Новосибирск).
Свое литературное творчество Пьер Карле де Шамблен Мариво, француз, отделенный от нас почти тремя столетиями, характеризовал сдержанно: "тщета, более или менее остроумная". Интрига его ранней пьесы "Двойное непостоянство" строится на выверенной последовательности изощренных манипуляций человеческими чувствами.
О драматургических завоеваниях нашего тридцатитрехлетнего современника ирландского происхождения Мартина Макдоны (родился, вырос, живет и творит на лондонской почве) в России известно пока немного: его постмодернистские мелодрамы и черные комедии кровавы, дразнящи и будоражащи. Судя по отзывам английской прессы, Кафке впору начинать вертеться в гробу, разумеется, от зависти к перещеголявшему его в нагнетании мрака и ужасов Макдоне. Да и количество призов и премий, которыми уже увенчан Макдона, Кафке явно не снилось.
Кафку, однако, в сторону - речь об очень разных Мариво и Макдоне. Их персонажи волею режиссеров оказываются замкнуты в схожие пространства комнатного застеколья. Светски изысканные апартаменты ("Двойное непостоянство") и офисно-безличное помещение ("Человек-подушка") роднит одно: зрители, находящиеся вне сцены-комнаты, недоступны глазу ее узников и их конвоиров, в каком бы обличье они ни были, тогда как для стороннего наблюдателя все подробности застекольных территорий - как на ладони.
В странном, тревожном мире пьесы Мариво простодушных влюбленных Сильвию и Арлекина (Ольга Цинк и Илья Паньков) разлучают, доставляют поодиночке во дворец Принца - первое и последнее насилие в пьесе, а затем, умело задевая струны души, подводят к мысли, что расстояние между "да" и "нет", так же как между любовью и равнодушием, иногда не столь велико. Когда "да" и "нет" всетаки меняются местами, выясняется (уже не по Мариво, а по Чернякову), что лихо провернутая любовная рокировка - всего лишь сокрушительное по степени безнравственности rеаlitу-шоу, морально растаптывающее его горе-участников. Современная цивилизация с ее циничными развлечениями таит подчас серьезную опасность для душевного равновесия и психического здоровья.
Отлично выстроенную, с несколькими совершенно непредсказуемыми сюжетными поворотами, черным юмором и ощущением явного нравственного тупика, пьесу Макдоны, кажется, интереснее было бы читать глазами. Возможно, даже не в драматургической, а в романной форме.
Двое следователей ведут допрос молодого писателя Катуряна (Пенко Господинов): в городе совершена серия убийств детей; каждое выполнено по схеме, описанной в том или ином рассказе задержанного литератора. Подозрения усиливает тот факт, что большинство рассказов не опубликовано. Государство неведомо, но очевидно тоталитарно, представители правосудия подчеркнуто безразличны и жестоки.
"Китами", поддерживающими пьесу, являются отталкивающе-чернушные рассказы Катуряна; один из них ернически-ласково назван "Человек-подушка". В результате оказывается, что преступному вымыслу не так уж трудно воплотиться в страшную реальность, а его автору - получить мешок на голову и пулю в затылок. Без суда и с минимумом следствия.
Невеселые дела творятся за стеклом. Но повествуют об этом спектакли очень высокого уровня.
