Два с половиной часа на спотыкающейся возле каждого столба электричке до Твери, еще столько же на раздолбанном автобусе, ну и с полчасика пешком, и вы в селе Заручье Алешкинского района. Все здесь вроде бы так же, как по всей сельской России, - заколоченные ставни многих домов, уползающие в землю избушки, как бы захоранивающие сами себя, разбитые тракторами дороги. Только небо чуть голубее, может, от синевы глаз местных жителей, да темнеет чуть позднее от света русых волос местных жителей -тверских карелов.
Спроси даже у стариков, как и когда они сюда попали, может, только скажут, что давно, а вот как, не вспомнят.
Конечно, поди-ка вспомни XIII век, ведь именно тогда судьба карелов напрочь связалась с Русью.
Шли целыми общинами со своим скарбом из Карелии, спасаясь от шведов, через леса на телегах и по воде в долбленых лодках. И оседали сообща, еще не зная русского языка, создавая свои поселения.
Их приняли в Твери без обид и упреков. Иван Грозный даже на десять лет освободил их от налогов, этих трудолюбивых молчунов, принявшихся тут же строить деревянные христианские храмы и дома с русскими печами, благо леса в округе было "море разливанное".
В семье Веселовых мало что есть из чисто карельской утвари. Разве что рушники, расшитые хитрым узором, украшенные ниточными кружевами да ребристая палка, служившая когда-то утюгом.
По-карельски говорят только тогда, когда в доме чужих нет: нельзя при госте по-своему говорить, вдруг подумают, что ему не рады.
Да и разговорчива в семье только Марья Егоровна, которая, как она сама утверждает, сразу веселой родилась.
Муж Николай и сын Юра - молчуны. Не то чтобы люди замкнутые, просто больше всех слов дело любят.
Юра на своем "Москвиче" быстренько на озеро смотался и селезня на обед пристрелил. Сказал смущенно: "Второй подранком ушел, а я ведь без собаки".
Про судьбу свою и мужнину Марья Егоровна словно бы сказку, какую сказывает, а горькие мысли из избы выгоняет, приговаривая то и дело: "Только вы это не пишите, вы пишите, что хорошо жили, потому что ведь не померли". И петь успевали, и праздники справляли.
"Вы знаете, карел редко кому "нет" скажет, а уж ругаться за что?..
- Вы на часы-то поглядывайте, как бы вам на праздник не опоздать. Праздник какой? Да просто праздник, сход его назначил, а так по религиозным дням, по святцам. Праздник по-нашему етот называется сборище по-русски. Учинит село сговор и это сборище назначит. Весело там бывает, если по уму задумают. Туда несут поделки свои, шитье, чтоб другие учились. Кто что еще по-карельски печь не разучился, лепешки да пироги особые, но уже все реже и реже.
Вы б предупредили, я бы вам пива нашего карельского приготовила. Ох, и бражное пиво! Кого хошь с ног собьет, если лишку, конечно, выпьешь. А так весело с него и песни хорошо поются. Рецепт его уже мало кто знает, только с магазинным его не сравнишь. Разве в магазине пиво? Вода крашеная. Настоящее-то долго готовить и с заговорами всякими, иначе не даст нужного хмеля.
Мы хоть и христиане, но от предков-язычников многое переняли.
Первая муха в избе появилась - поймай ее и к ноге привяжи, тогда все лето в избе этих жужжалок не будет. В баню сходил, погладь ее бревнышки: спасибо тебе, баня, хорошо ты меня сегодня попарила. Тогда она и в следующий раз для тебя постарается. И с землей разговаривать надо. А как же? Она же живая - ты ее кормишь, она тебя кормит, так рядышком и живем..."
На праздник за мной заехал глава администрации Владимир Александрович Кричкин. Вот уехал он из села, в Клину техникум окончил и где только в городе не работал, а позвали, выбрали всем сходом, и вернулся. Только и позволил себе дом на финский лад с финской баней за свой счет поставить. За властью погнался? Да нету у него никакой власти. Только и власть - народ не обижать да областному начальству в ноги кланяться, чтоб помогли от разора.
Факультативно ввел в школе уроки карельского языка. Если старики по-своему и говорят, то молодежь уже нет. Теперь мечта, чтоб для карелов сделать его не факультативно, - что хорошего, если на земле еще один язык исчезнет? Любит говорить: "Пусть на земле будут все птицы, чем они друг другу помешают?"
Праздник начали с освящения родника. Своими силами поставили над ним навес, укрепили бетонными кольцами и вывели трубу.
Батюшку привезли издалека.
Вообще карелы, несмотря на гонение церкви в советские времена, христианской веры своей не утратили.
Верующего человека здесь определяют не по прилежности посещения храма, а по простейшему принципу: живет ли по совести или нет?
Мотаясь по русским деревням, я очевидец тому, как крестьянский люд ответил на жестокую политику Чубайса приравнять стоимость нашей электроэнергии к западным ценам. Современные левши каким-то мудреным прибором заставляют электросчетчики либо вообще не "крутиться", либо "крутиться" в обратную сторону, так что Чубайс еще у них и в долгу оказывается.
В Карельских селах это изобретение в моду не вошло. Когда я спросил почему, на меня даже обиделись: лучше водки на праздник не выпить, чем таким мошенничеством заниматься, на все село опозоришься.
Что верно, то верно. Тут все про всех знают: про болезни твои, про привычки. Что у тебя есть, а чего не было никогда. Деньги хоть и не в общей кассе, но на виду у всех.
От родника все пешком двинулись к магазину. За отсутствием клуба он и место сельских сходов, и библиотека.
Глава администрации Владимир Кричкин как-то исхитрился, выбил наверху ставку заведующего культурно-массовой работы. Пока суд да дело с постройкой нового клуба, она главный организатор этих праздников, а еще и библиотекарь без библиотеки. Правда, последнее не совсем так. Уже пятьсот книг, подаренных дачницей, лежат в подсобке магазина, и по избам кое-что насобирала, особенно старых журналов, да таких, каких и в московских библиотеках не всегда сыщешь.
Ну какой праздник без вступительной речи начальника, без его доклада о положении дел? Но и здесь все иначе. Не доклад, а какой-то душевный разговор. Кричкин только что вернулся с конгресса угрофинских народов. Рассказал, как где живут соотечественники, какие проблемы удалось решить, а какие нет.
Были на форуме и те, кто попытался во время перестройки найти свое счастье в Финляндии. Не очень-то и получилось... И здесь не карел и там не финн...
Я слушал Владимира Кричкина и печально безуспешно подсчитывал, сколько же революций перенесли эти сельские карелы за последнее столетие. Ну уж никак не три, как город. То в колхозы всех согнали, то теперь как бы выгонять из них стали, - живи всяк по-своему. А если даже зверей долго держать в зоопарке - привыкнут они к воле или вернутся обратно в зоопарк, непривычные, отученные от воли. То корми машинно-тракторные станции и всем завись от них, потому что своей техники у колхоза нет. То забери себе всю технику без возможности ее ремонтировать.
То внедряй беспривязное содержание скота, то опять загони его в стойло. То лен сей, потому как он страсть как стране нужен, то кукурузу, потому что только из-за нее так богата Америка. То личную скотину отберут, потому что она мешает всего себя посвящать колхозу, и огороды обрежут до одной грядки, то новый лозунг выдвинут -все богатство страны с подворья.
И все село терпит, редеет, но еще живет.
Ну а после доклада поздравления и подарки тем, кто в этом месяце родился и кому родиться еще предстоит. Бесхитростные сувенирчики, но видно, как всем приятно.
Кто-то в ответ что-то пожелал сказать. Начал по-карельски, его одернули: мол, здесь и русские есть, так что говори на общем.
Потом игры с призами: кто сильней, кто хитрей или догадливей. Молодежь развеселилась, всяк себя показать хочет. Ведь это еще и скрытое жениховство, и своеобразное сватовство. На праздник из разных сел пришли, а то и приехали из дали дальней. Смешанные браки у карелов никогда не запрещались, и национальная терпимость здесь прямо-таки показательная.
В Заручье, например, живет цыганская семья, оставившая таборную жизнь. Так ей и посуду, и всяческий нужный скарб всей округой собирали...
Пришло время выпить и закусить, не потому, что невмоготу, а потому, что какая же песня без застолья?
Карельских песен здесь уже мало поют, все больше русские, печальные. Но вот наваждение -даже самые грустные звучат задорно, даже с каким-то вызовом.
А потом пляски. Не разберешь
- карельские или русские, все вперемешку.
И вот что удивительно: вина хоть залейся, а пьяных нет и ссор, обычных для деревни, нет. Здесь на праздниках быть пьяным стыдно.
От веселья я ушел с Александром Пешиным, единственным фермером в округе, и Владимиром Кричкиным. Когда в период перестройки фермерство в моду вошло, то объявилось их аж семьдесят, а остался один.
- Людей в село вернет экономика! - утверждает Саша Пешин.
- Но вот как экономику вернуть в деревню - это им с главой округа голову ломать.
И орем мы уже друг на друга (куда это подевалась карельская невозмутимость), и ищем мы ходы, как обойти дурацкие государственные законы этому же государству во благо. И вежливо поскуливает во дворе породистая, но как бы ничейная собака Султан: чего эти дураки шумливые ему косточку не несут, сами-то небось от пуза едят...
И орем мы, Султан, не от праздности, а чтобы и у тебя всегда косточка была...
Спохватились заполночь и решили, что орали не зря. Действительно, если сообща, если вот здесь так, а там этак, то хоть и не скоро, но все-таки что-то получится.
А на прощание я Пешину елей на душу полил. Местные жители предпочитают ходить мимо его дома не с завистью, а для того, чтобы что-то полезное и нужное перенять. В этом они сами мне признались. Экономии и экономике у него учатся.
