Главная >> 5 >> 13

МИХАИЛ ЖВАНЕЦКИЙ: "РОССИЯ СОЗДАНА ДЛЯ ЮМОРА И МЧС"

Прокуратуре и государству мы еще не начали верить, а от нас хотят, чтобы мы уже доверяли.


МИХАИЛ ЖВАНЕЦКИЙ не нуждается в представлении. Слишком мало вокруг нас людей, способных так тонко и так к месту шутить. Ему же всегда удается подмечать все странности нашей жизни с непередаваемой иронией - иронией Жванецкого. 70-летний его юбилей, недавно отмеченный, лишний раз это подтвердил.


"АиФ" предлагает размышления Михаила Михайловича, прозвучавшие во время подготовки программы Андрея Максимова "Дежурный по стране" (производство "Авторское телевидение"), но не попавшие в эфир из-за ограничения по времени. Однако мы считаем, что эти замечательные мысли достойны внимания наших читателей.


МЫ СТАЛИ цивилизованной страной. У нас появляются новогодние праздники. Вы заметили, как пустеет Москва? Москва очень хорошо реагирует на праздники. Сразу все самолеты куда-то улетают. Горные лыжи... Я в этом плохо разбираюсь. Однажды под Москвой меня кто-то поставил на горные лыжи. Я до сих пор не могу вспомнить сволочь, которая мне их надела. Какое-то время меня держали на склоне, потом, видимо, отпустили. Я молчал, думал, съеду. Когда я... об дерево, об забор, они сказали: "Он в первый раз?"


РАБОТАЕМ непрерывно, проходя циклические этапы. Что-то строим и что-то разваливаем одновременно. Это уже о нашей жизни. Затем разваливаем то, что построили. Затем строим то, что развалили. Затем устанавливаем равновесие: строим и разваливаем одинаково. Потом строим больше, чем разваливаем. Потом разваливаем больше, чем строим.И наконец, покидая площадку, видим, что что-то недостроенное слилось с недоразваленным, создавая удивительную смесь недостроенного социализма и недоразвитого капитализма.


ЕСЛИ в той жизни мы копали одну общую яму, то сейчас каждый роет ходы. Ну хорошо, если встречаются двое под землей, привет, и роют дальше уже в разные стороны, чтобы не сталкиваться больше никогда. А раньше все вместе рыли котлован. Об этом писал Платонов.


ПРОКУРАТУРЕ и государству мы еще не начали верить, а от нас хотят, чтобы мы уже доверяли.


НАША демократия - это светофор, где горят три огня сразу. Как он горит, так мы и едем. Хочется сказать: "Встречайте!" Но где, когда и, главное, кого?


ЛЮДИ задают разные вопросы, и я не знаю, что ответить, смена правительства, напрягаешься внутри, пытаешься сесть на место этого, встать на место этого. Поцеловать место этого, этого и думать: что же они думают?


Мужские мозги и женское тело


Я И РОМА Карцев однажды попали в лифт (в гостинице "Киевская" в Ленинграде, когда работали у Райкина) вместе с женской сборной СССР по баскетболу. Что досталось Роме который ниже меня, я уже не говорю. Я был на уровне живота. Столько было хохота. Он стал приглашать девушек в кино. Я говорю:


"Ты подпрыгни, ты же не видишь, с кем разговариваешь. Хочешь, я тебя подсажу?"


Сейчас мы попали в такое Время, когда стала ценитъся высота, размеры, красота тела. Красота тела - это хорошая вещь, конечно, но женщины гораздо прагматичнее нас. Они все-таки выбирают мужские мозги и с этим долго живут. Мы же выбираем красоту. Понятия не имеем: что за характер, кто такая, откуда она? Ты ничего не знаешь. Просто красавица. Привел домой и начинаешь исследовать. Хорошо, если повезло. Поэтому у мужчин всегда такой разговор: "мне повезло, а мне не повезло". А где же ты раньше был? Ну хоть чуть-чуть потяни резину. Что ты так страшно воспламенился? У мужчин двигающая сила, как бензин. У него основной инстинкт: его организм тянет. Он смотрит туда, организм тянет туда. Мы же организмом реагируем. Повернулся - да! Отчего у тебя начинают дрожать руки, почему ты быстро цепляешь "это", чтобы никто другой не забрал? Что-то веснушчатое, корявое, ты это хватаешь, быстро на этом женишься, потому что организм тебя не отпускает. Потом, когда привел, начинаешь понимать: какой характер?!


"Как идиот, но окрыленный"


В ЛЕНИНГРАДЕ я получил от Райкина однокомнатную квартиру. Жил пару лет без телефона. Потом его поставили с помощью писем от Товстоногова. Райкин... не скажу, что он подписывал какие-то такие просьбы. Я ему благодарен за все, но не за такие бытовые вещи. Поставили мне телефон. И первые звонки были такие: "Завозить лес или не завозить? Это склад?" Потом я сказал: "Да, завозите". Куда-то они завезли лес, звонки прекратились. А потом: "Если ты еще когда-нибудь, падла, скажешь "завозить"!" И дальше такое, что не буду даже говорить.


ОДНАЖДЫ мне организовали свидание с Полянским.Он тогда (в 70-е годы. - Ред.) был министром сельского хозяйства. У меня был вопрос насчет квартиры и как в Москве прописаться. Как только я вошел, он начал говорить, и я перебить не мог. "Михаил, вы к нам пришли, я вас, во-первых, очень люблю. Сатиру мы должны сейчас поднимать". Раздернул карту Советского Союза и сказал: "То, что вы говорите, в сущности, это такая мелочь. Вот здесь у нас люди голодают, здесь воды нет, здесь мучаются, здесь собрали урожай на целине, а он весь гниет. Нам сатира до зарезу нужна". Он говорил непрерывно. Что мои пленки есть у Брежнева на магнитофоне, у Биляка, у него. "Когда я отдыхаю в саду, то слушаю вас и наслаждаюсь, вы великий талант". А у меня квартирный вопрос, прописка. Молчу, потому что не могу перебить члена Политбюро. И он сказал: "Усиливайте, говорите резче, говорите смелей. Михаил Манич, ну до свиданья". Он меня вот так проводил под попу к дверям. Без ничего. Я с чем пришел, с тем и ушел. Ничего я не пипснул, ни одного вопроса. Все горело внутри меня, я все забыл. Я ушел, как всегда окрыленный. Как идиот, но окрыленный.


Стабильность и взятки


ЕЩЕ ОДНО изречение. "Я впервые в вашей стране", - сказала американка. "Мы тоже", - сказали мы. Эта страна создана для юмора, она создана для МЧС, она создана для сатиры. Какое-то время тишина, никто не смеется. Это называется стабильность. Привыкаешь. Хотя какая стабильность?


Стабильность в том, что эти брали взятки и берут. В этом стабильность. Из больницы трупы идут рекой. К врачу не пробиться, дикие очереди. Все время берут с нас деньги за все. Стабильность какая-то есть.


Но вдруг юмора нет какое-то время, анекдотов нет. Потом опять. Эта страна создана для всего этого.


А с другой стороны, я не хочу уезжать. Я тысячу раз, ободряя все население, говорил, что я уезжать не хочу. Все страстно аплодировали, но никто ничего не сделал, чтобы я лучше здесь стал жить. Чтобы кроме собственных обещаний у меня появился какой-то стимул. Почему, когда из Одессы уезжала треть населения, никто не сказал: остановитесь, не уезжайте. И все аплодируют, когда говоришь: да, я буду жить здесь. Это считается большим героизмом, это считается, что действительно я разделяю участь всех.


Последнее время были упреки со стороны конкурентов, друзей, что я близок к власти. Не к власти. Во-первых, в период становления демократии власть сама подходила к популярным людям. Во-вторых, эта жизнь мне нравилась. Я настолько не любил, плохо себя чувствовал в советское время, что сейчас как бы то ни было мне нравится.


Всю жизнь я рос среди стоптанных туфель. Набойки, туфли, носки дырявые. Сейчас, если вниз смотришь, народ в хороших туфлях ходит. Эта жизнь улучшается. Что я могу сделать с собой?